Франтишек Кубка - Улыбка и слезы Палечка

— Ступайте. Вы сами приготовили мне этот неожиданный подарок. Пошлите за паном Боржеком!

Пани Кунгута медленно вышла из залы. А Рижмберк подошел к книжным полкам и пробежал взглядом по черным корешкам томов. Потом взял в руки латинский травник и принялся его листать.

На другой день утром приехал Боржек. Он встретился с паном Богуславом в первый раз после многих лет. Богуслав не принял его протянутой руки.

— Я хочу, чтоб при нашем разговоре присутствовал рыцарь Ян Палечек! — сказал пан Богуслав.

Пришел Ян. Сел за стол и молча уставился на Рижмберка.

Пан Богуслав попросил пани Кунгуту и Боржека тоже сесть. Потом сухо объявил, что существует один только способ смыть оскорбление, нанесенное ему и его роду Палечками и Боржецкими, — если Боржецкие вспомнят, кто за свой счет восстановил врбицкие стены, превратившиеся перед тем в разоренную старую развалину. Пан Богуслав потребовал от пана Боржека Боржецкого запись о передаче пану Богуславу Рижмберку на вечные времена замка Врбице со всем имуществом.

Боржек лишь на мгновенье задумался.

— А моя сестра?

— Как только она выздоровеет, я отвезу ее в Рижмберк.

— И простите ее?

— Я не заинтересован в том, чтобы карать ее, если получу от Боржецких удовлетворение.

Боржек подошел к Богуславу и протянул ему руку.

— Уступаю вам замок Врбице со всем имуществом!

Богуслав улыбнулся.

— Тогда мы в расчете.

До тех пор Ян молчал. Но теперь поднялся и торжественно промолвил:

— Я стал мужем Бланки Боржецкой раньше, чем этот торгаш. Если он хочет со мной биться, я готов Хочет привлечь меня к суду, явлюсь с удовольствием. Но раз необходимо сохранить Бланчину честь и пан Богуслав считает, что этот предмет можно купить, я отдаю тебе, Боржек, — с условием, что здесь будет жить до конца своих дней моя мать, пани Кунгута Боржецкая, — замок Страж со всеми полями, лесами и деревнями. А сам уйду таким же нищим, каким пришел сюда в день битвы у Домажлиц!

— Это уж ваше дело, — сказал пан Богуслав, потирая руки. — Я еду в Рижмберк…

— Бланку не хотите видеть? — тихо спросила пани Кунгута.

— Пока нет! — ответил пан Богуслав и гордо, с видом победителя, удалился.

Мать и оба сына сели опять за стол. На столе не было ничего, даже скатерти. Они долго смотрели на его коричневую доску.

— Видимо, это единственный выход! — сказал наконец Боржек.

И снова наступило молчание.

Пани Кунгута встала, подошла к Боржеку. Потом притянула к себе Яна.

— Дети, — тихо сказала она, — простите меня, старуху. Во всем виновата я.

И, поцеловав обоих в щеку, заплакала.

Но Ян возразил:

— А я, как ни странно, мама, не чувствую никакой вины! И Бланку ему не отдам. Я уеду с ней. Мы будем скитаться, пойдем, может быть, в разбойники, но Бланку я ему не уступлю! Боржек отдал ему Врбице, я отдаю Боржеку, от своего и от твоего имени, Страж. Но Бланку мы ему второй раз не продадим!

— Делай как знаешь, — сказала мать и вздохнула. — Аминь!

Боржек склонил голову.

Но скиталицей Бланка не стала…

Через два дня после рождения мертвого сына, когда ухаживавшие за нею женщины уже думали, что жар прошел, Бланчины щеки, до тех пор отмеченные лишь двумя маленькими розовыми пятнышками, вдруг запылали и тело ее задрожало в ознобе. Она опять почувствовала грызущие боли в животе, и пани Кунгута, наложив ей повязки, отошла от нее, ломая руки.

Через два дня после отъезда Богуслава Ян и Боржек подошли к Бланчиной постели. Бланка обвила похудевшими руками шею Яна и тихо заплакала.

— Умер маленький Яник, так и не увидев божьего света! — прошептала она.

Ян разрыдался, как малый ребенок.

Они не сказали ей, что Богуслав уехал, и Бланка о нем не спрашивала. Глаза ее стали еще больше, чем обычно, и горели сильней, чем прежде, она лежала на спине и двигала только руками. Все в ней и вокруг нее было чистое, белое. А она была печальна и несчастна. Мать давала ей крепкий бульон, но у Бланки не было аппетита. Прибежал к ней заблудившийся цыпленок, убежавший от наседки. Запищал у ее постели. И она зарыдала безутешно. Цыпленка отнесли во двор, но Бланка продолжала всхлипывать.

— Не надо плакать, — уговаривала ее пани Кунгута.

— Счастливая курица! — прошептала Бланка.

Боржек в разговоре с ней не касался судьбы, постигшей Врбице. Говоря с ним, она уснула.

Так было на другой и на третий день после родов. Когда у нее поднялись боли, она пожелала видеть Яна. Говорила с ним в бреду. Спрашивала его, верит ли он в дьявола. Сказала, что видела дьявола нынче ночью. Он встал у ее постели, приветливо улыбаясь. Потом коснулся ее со словами: «Хотелось бы мне взять тебя с собой Да довольно того, что ты испытала на земле!»