Яныбай Хамматов - Золото собирается крупицами

День за днем закрутились, как спицы в колесе. Каждый раз кто-то из старателей угощал, и Хисматулла метался от работы к кабаку, от кабака к работе, чувствуя, что ему уже не выпутаться из этого неразрывного круга. Однажды он встретил рядом с бараком конюха Зинатуллу. Поговорив, они собирались уже разойтись, как вдруг Зинатулла вспомнил:

– Эй, забыл тебе сказать, я ведь в Сакмаеве на той неделе побывал!

– Мать видел? Седенькая такая, маленькая, у бая служит?..

– Нет, матери твоей вроде не встречал, зато эту вашу сумасшедшую встретил, ах, кабы не тронулась, такая красивая девка была!

– Это ты о ком? – почти догадываясь, хрипло пробормотал Хисматулла.

– Да эта, жена Хажисултана, что от мужа сбежать хотела с каким-то русским! – не зная хорошенько, в чем дело, и не подозревая, какую рану он наносит парню, продолжал конюх. – Нафиса, что ли? Прямо жалко, идет по улице – и ничего перед собой не видит! Одна девка тронулась, другая без присмотру бегает, мальчонка, говорят, покалечился и из дома сбежал, отец помер, а мать в том месяце на сук в темноте напоролась и ослепла!

– Как, Фатхия ослепла? – вскрикнул Хисматулла.

– Уж не знаю, как там зовут ее… Па оба глаза ослепла, теперь хоть па персике води! Вот несчастье-то… Л мы все говорим – худо да плохо! Нам еще хорошо, а вот им-то уж точно плохо, хуже не бывает… Может, ко мне зайдешь? – улыбнулся Зинатулла.

– Не-ет, в другой раз…

– Ну, я пошел тогда! В следующий раз поеду, могу к матери твоей заглянуть, слышишь? Привет передам!

– Ладно, – машинально сказал Хисматулла, чувствуя, что ноги не держат его, и, едва конюх скрылся за поворотом, сел прямо в сугроб, не чувствуя холода и обхватив обеими руками пылающую голову. «Аллах, – думал он, – так однажды приедет кто-нибудь и скажет: „А матери твоей уже в прошлом месяце земля постелью легла“, а я так ничего и знать не буду!.. Что же делать, что делать? И для чего я на этом свете? Нельзя же так – только есть, спать, работать, водку пить и опять есть, спать… Так ведь и лошади могут, и любая другая животина, если приучишь! Почему же я должен жить, как они? Нет, нет, все равно ничего не исправишь, все бесполезно… Откуда я знаю, зачем живу? Значит, вот как оно дома-то… Ох, и напьюсь же я сегодня!» Мысли одна за другой сменялись в его голове, и вскоре, встав с сугроба и не в силах унять жгущее в груди горе, он быстрым шагом направился к кабаку, не оглядываясь по сторонам и не замечая, что навстречу ему, улыбаясь, идет Сайфетдин.

Только столкнувшись со стариком нос к носу, он очнулся и пришел в себя.

– Вот ты где, оказывается, то-то я тебя не найду, – все так же улыбаясь, пожал ему руку Сайфетдин. – Все бараки обегал, все землянки обсмотрел, а тебя нет как нет! Ну, думаю, зайду-ка я сюда, может, хоть на след нападу, при хожу – и здесь нету. Что, думаю, за наваждение, как в воду канул, дай подожду – ан ты тут как тут! Ну да ладно, айда со мной! Об остальном по дороге переговорим…

– Куда?

– Ждет тебя один знакомый. Так мне и сказал – найди его, Сайфетдин, и веди сюда!

– Какой знакомый?

– Ишь, любопытство заело? Ничего, придешь – сам увидишь, кто зовет, для чего зовет…

– Не хочу, устал я, – заупрямился Хисматулла. – Лучше пойдем выпьем, агай, за встречу, я угощаю!

– Погоди, пойдем, что скажу… – потянул его за рукав Сайфетдин.

– Говори здесь, не пойду я дальше. – Пройдя несколько шагов, Хисматулла остановился. – Чего надо, что там за знакомый?

– У меня лично к тебе дела нету, – нахмурился старик. – Михайла тебя звал, вот я и при шёл, а уж ходить тебе к нему или нет – воля твоя…

– Михаил? Тот самый что со мной работал? – обрадовался Хисматулла, но, вспомнив о долге, тут же сник. – Не пойду я, не могу пойти!.. Я У него в долг хлеб брал, потому, наверно, и зовет, сам видишь – у меня сейчас хлеба нету… Будет получка, тогда и зайду…

Сайфетдин ухватил парня за воротник и поднял правую руку с тяжелым, как гиря, кулаком, но, взглянув на Хисматуллу, отпустил воротник, плюнул и покачал головой:

– Нет, не буду я на старости лет об тебя руки марать! Не думал я, что ты так мелко плаваешь, плюнуть да растереть! Ну, иди обратно в кабак, напивайся там. – Он повернулся спиной и решительно пошел в сторону от бараков.

Хисматулла так и не понял, почему рассердился Сайфетдин, но ему стало неловко и стыдно, что он чем-то обидел старика.

– Агай! Подожди! – кинулся он вслед за Сайфетдином.

– Надумал? Ну шагай! Как житье-то?

– Не знаю… Плохое, наверное… – опустил голову Хисматулла.