– Атай! Атай!
Муж нарочито медленно слезал с лошади, оглядывал двор и вдруг хватал того из сыновей, который стоял поближе, и подбрасывал высоко в воздух: «Аха…»
Кто мог думать, что несчастье так скоро придет в ее дом? Все ночи, пока Хуснутдин метался в бреду на нарах, Сайдеямал не спала – то прикладывала мокрую тряпку к его горячей голове, то подавала питье, но не прошло и недели, как мулла пришел читать над мужем погребальную молитву…
Оставшись с четырьмя ребятишками, мал мала меньше, Сайдеямал познала всю горькую тяжесть нужды. Она работала втрое больше прежнего и не гнушалась, как раньше, объедками с байского стола, но голод не пощадил ее детей. Она проводила на кладбище двоих, третьего, уже взрослого и женатого, и, может быть, поэтому так боялась за последнего, самого младшего, который был теперь ее надеждой и утешением и единственной радостью на старости лет.
– Что буду отвечать на том свете? – тихо проговорила Сайдеямал. – Никому я не делала зла, два ангела за моими плечами скажут это. Ты ведь знаешь, сынок, что тот, который на левом плече, записывает все мои плохие дела, а тот, который на правом, – все хорошие? Так у того ангела, что на моем левом плече, еще не было работы с тех пор, как я живу…
– Знаю, знаю. – Хисматулла поставил пустую миску у очага и вернулся к матери. – А ты слышала, что случилось с Хайретдином?
– А что? Что с ним? – заволновалась мать. – Да пошлет аллах ему побольше здоровья!
– Его сын нашел самородок с баранью голову! А Хайретдин-агай взял и отнес его Галиахмету-баю!
– А что ему было делить?
– Если б это я нашел золото, уж я бы знал, что, делать! Построил бы дом, завел корову, лошадь, а тебя, эсей, одел бы с головы до ног и посадил у окна, а в окно бы поставил стекло, и больше ты у меня и пальцем не шевельнула бы!
– Ну, ты придумаешь! – рассмеялась Сайдеямал. – Уж лучше отдал бы его на калым, а я – да я бы умерла от скуки без работы! Рас скажи-ка лучше, что дал бай Хайретдину-бабаю за такой большой самородок?
– Не знаю, что дал бай Хайретдину, а всем старателям он на радостях целую бочку водки поставил!
– И ты тоже пил?
– А как же? Раз все, значит, и я…
– Ох, сынок, сынок, зачем ты сделал это? – расстроилась Сайдеямал. – Никогда не позволял себе такого твой покойный отец, он был настоящий мусульманин, а мусульманину грех пить вино и курить табак!..
– Бай сам мусульманин, а пьет. Говорят, весь коран знает назубок. Разве стал бы он пить, если это грех?
– Бай если и пьет, то сделанное из чистого меда. Если меда нет, пьет бузу. А буза – это же самая пища, все равно что лекарство. В этом греха нет…
Давным-давно догорела лучинка на очаге, и в доме опять стало темно. От земляного пола несло холодом и сыростью. Большая муха, при свете надоедливо бившаяся от одной стены к другой, в темноте успокоилась. Лишь сверчок, ни на что не обращая внимания, все так же радостно верещал за чувалом. Хисматулла поежился.
– Если пить – грех, эсей, почему мулла не запретит продавать водку в кабаке? – раздумчиво спросил он. – Там же каждый день пьют и дерутся, про песни и говорить нечего! Однако мулла не заглянул ни разу!
– Что ты говоришь, сынок?! – Сайдеямал в отчаянии схватилась за голову. – О, алла, прости моего неразумного сына! Про муллу даже думать такое стыдно! Ох, чуяло мое сердце, что не надо тебе работать на прииске, и мулла говорил – смотри, женщина, как бы твой сын не раз баловался… Видно, скоро конец света, если ты говоришь так про муллу!
За дверью послышались легкие быстрые шаги, и, нагибая голову под притолокой, в избу вбежала Гульямал.
– Иди сюда, Гульямал, иди сюда, моя умница – Старуха обернулась к снохе. – Спасибо тебе за лапшу…
– Я пришла узнать, как ты, каенбикэ? [8]Помогло ли то, что я принесла от муллы?
– Да, я весь день полоскала эту бумажку в воде и пила, только от этого и полегчало, теперь совсем редко схватывает, слава аллаху! Хорошо, что ты родню не забываешь.
– Я ваша сноха, и я не должна быть не благодарной, – Гульямал повернулась к Хисматулле: – Тогда я пойду!.. На улице темно… Проводи меня.
– Сюда шла – не боялась? Вот и обратно так же пойдешь. Я спать хочу.
– Тогда я беспокоилась за твою мать и шла со своим беспокойством вдвоем, а теперь пойду одна. Вдруг кто-нибудь захочет меня испугать?
– Как же, тебя испугаешь! – хмыкнул Хисматулла. – Ты скорее сама любого шайтана испугаешь!
– Проводи, сынок, как же так? – попросила Сайдеямал. – Проводи, ведь она женщина…
Читать дальше