Иво Андрич - Травницкая хроника. Мост на Дрине

Умнейший циник Керен, крупный чиновник министерства иностранных дел наполеоновской Франции, как бы обобщает смысл этой возникающей в бурные времена «трагедии заурядности».

«Жан Давиль, — говорит Керен, напутствуя будущего помощника травницкого консула — Дефоссе, — появился на свет человеком прямолинейным, здоровым и — заурядным. По своей натуре, происхождению и воспитанию он был создан для обыкновенной, спокойной жизни… Спокойные времена и уравновешенные обстоятельства делают таких заурядных людей еще более заурядными, а бурные времена и великие потрясения создают из них весьма сложные характеры».

В чем же видит Керен сложность Давиля?

«Не будучи в состоянии и не умея быть бесцеремонным, жестоким, бессовестным или двуличным, Давиль, чтобы удержаться и защищаться, стал боязливо скрытен и суеверно осторожен. Из здорового, честного, предприимчивого и веселого он постепенно превратился в чувствительного, колеблющегося, медлительного, недоверчивого и склонного к меланхолии человека… Короче, он один из тех людей, которые оказались своего рода жертвами великих исторических событий… Случай в наши времена весьма распространенный, — закончил Керен».

Этот «видоизмененный» человек, который субъективно сыт историей по горло, с трудом воспринимает и не в силах объяснить то, что открывается ему в той новой действительности Ближнего Востока, с которой его свела беспокойная судьба. Босния для него — это сплошное варварство, противное чувству и разуму. И под этой «оболочкой зримой» он не хочет и не может увидеть сложное сплетение и движение исторических сил и тенденций.

Вместе с тем в силу естественной доброжелательности он становится почти другом обоих визирей, сменившихся за его восьмилетнее пребывание в Травнике. Просветительское отвращение к шовинизму сделало Давиля другом и заступником евреев Боснии, равно чуждых и угнетателям-туркам, и угнетенному местному населению.

Визири Мехмед-паша и Ибрагим-паша весьма непохожи друг на друга. Первый из них — ловкий дипломат, умеющий «заговорить зубы» вместо того, чтобы выполнить просьбу, человек приветливый и вежливый, способный, однако, тихонько отправить на тот свет того, кто для него опасен. И окружен он людьми тоже внешне легкими, молодыми. «Все это были люди недалекие, но расторопные, безусловно преданные и верные Мехмед-паше, и все они походили друг на друга, как тридцать два мамелюка визиря, которые, подобно куклам с лицами, лишенными выражения, были все одинаковой внешности и одного возраста».

Ибрагим-паша — «человек родовитый», двор которого включает «скопище рабов», унаследованное еще от отца и деда, — сам по внешности не менее фантастичен, чем тот «музей уродов», который его окружает.

Но этот больной, умный и мрачный человек собрал вокруг себя и людей незаурядных, таких, например, как Тахир-бег — «правая рука и перо в руке визиря». Тахир-бег «своими знаниями и умом делился щедро и бескорыстно, как человек, обладающий этим в избытке и привыкший давать, ничего не требуя взамен. Он одинаково хорошо знал и мусульманское право, и военное дело, и финансы. Владел персидским и греческим языками. Прекрасно писал, и у него был сборник стихов, которые султан Селим знал и любил». Однако этот мудрый государственный деятель — физически калека, и энергия его питается наркотиками. И его отнюдь не смущает та чудовищная жестокость, с какой — по приказу Ибрагим-паши — чинится расправа над восставшими сербскими крестьянами.

Для Давиля общение с окружающим его миром почти исключительно ограничено «правящей верхушкой» Травника.

Дефоссе — это представитель «сыновей», или, как говорят «отцы», «анамализированного» поколения, — человек без рефлексии, без сомнений и без колебаний, прагматист по всем своим устремлениям.

На первый взгляд может показаться, что он гораздо ближе, чем Давиль, подошел к познанию окружающей его действительности.

Дефоссе учит язык «простолюдинов» Боснии, он не прочь потолкаться в толпе на базаре, он с интересом просвещенного этнографа изучает внешнюю сторону жизни страны. Дефоссе — человек умеренный, лично порядочный, бескорыстный, лишенный страстей и противоречий Растиньяка или других героев классического романа Франции XIX века. Дефоссе доброжелателен, в отношениях с женщинами он отдаст дань юношеской наивности и неискушенности. И вместе с тем такое сочетание буржуазного прагматизма с уравновешенностью, как мне кажется, не очень соответствует исторической и социальной сущности поколения «сыновей».