Теодор Мундт - Неразгаданный монарх

Они отправились в апартаменты государыни и первым делом разыскали графиню Ливен, любимую статс-даму Марии Федоровны. Она должна была подготовить императрицу к ужасному известию.

В эту ночь императрица спала особенно крепко и ничего не слыхала, хотя возня и шум были слышны даже гораздо дальше, чем в покоях ее величества. Но при входе Ливен она сразу проснулась.

— Что случилось? — вскрикнула она. — Несчастье? С его величеством?

— Его величество только что опочил в Бозе от поразившего его удара, — ответила Ливен.

— Нет! — вскрикнула государыня, вскакивая с постели. — Не своей смертью умер он! Его убили, убили! Он был слишком велик, чтобы его могли разгадать… Скорее, одеваться! Где он? Ведите меня к нему! Надо посмотреть, нет ли надежды на спасение… Может быть, еще можно спасти, еще не все потеряно…

Ливен послала камер-фрейлин одеть ее величество: ей самой было невыносимо видеть страдания обожаемой императрицы. Кое-как одевшись, государыня бросилась к спальне покойного государя, но ее не пропустили туда. В этот момент она встретилась с Паленом и Бенигсеном, и они обратились к ней с просьбой соблаговолить проследовать в комнату его величества императора Александра, который сейчас отправится в Зимний дворец для принятия присяги от высших государственных чинов и хотел бы выслушать сначала присягу из уст возлюбленной матери.

Императрица безмолвно последовала за Паленом и Бенигсеном в комнату сына. Кое-как выговорив слова присяги, она истерически заплакала.

Император Александр подбежал к ней, обнял, усадил в кресло и со слезами в голосе сказал:

— Не плачь, мама, ты разрываешь мне сердце! Что же делать, случившегося не исправить… Но, право же, так для отца лучше. Править он не мог, а жизнь царя, лишенного трона, была бы ему не под силу. Мама, мама, да разве ты сама не видела, что покойный государь был не под силу России?

— Я оплакиваю не государя, Александр, — сквозь слезы ответила Мария Федоровна, — я плачу о Павле Петровиче, о человеке редкой души, редкой сердечной доброты… Он заблудился на государственных путях, это правда… Но как же ему было не заблудиться, когда он был один, когда его никто не хотел понять? Быть монархом очень трудно, Александр, ты сам это теперь узнаешь, а быть неразгаданным монархом… Ах, Александр, Александр, да избавит тебя Господь от такого ужаса!.. И после мучительной жизни такая смерть!.. Бедный, бедный Павел, бедный неразгаданный монарх!

Об этом см. у Кастера, т. II, с. 92.

Симеон Великий служил в чине флотского капитана под начальством контр-адмирала Тревенена в шведскую войну, в которой блестяще отличился.

Род Разумовских шел от украинского крестьянина, который стал впоследствии казацким гетманом и брат которого в свое время был главным фаворитом императрицы Елизаветы.

Исторический факт.

См. об этом у Кастера, т. II, с. 145.

См. у Кастера («Жизнь Екатерины II»), т. II, с. 161, и у герцогини д’Абрантес («Екатерина II»), с. 150. Продолжением этого романа служит роман «Любовь и политика».

См. роман «Тихий ангел».

Салтыков был одним из фаворитов Екатерины II еще при жизни Петра III, когда последний был еще наследником русского трона. Мемуары и догадки некоторых лиц того времени ставят в связь это увлечение с рождением великого князя Павла Петровича.

Талер по тогдашнему курсу — около полутора рублей; по своей сравнительной стоимости в описываемое время он представлял значительную сумму.

Подлинные слова Фридриха II.

Философ-стоик I века.

Любимый замок короля, выстроенный им близ Потсдама. Там у него гостил, между прочим, и Вольтер.

Все это — дословный перевод слов великого князя. Вообще вся дальнейшая сцена приема изображена дословно исторически.

В свое время в Европе была распространена грязная клевета, будто Павел был сыном не Петра III, а Салтыкова. Находятся и теперь историки, которые держатся этого мнения. Эта явно неправдоподобная легенда обосновывается так: императрица Елизавета, убедившись будто бы в том, что Петр III не способен к супружеской жизни, приставила к его супруге Салтыкова с приказанием во что бы то ни стало дать наследника русскому престолу. Когда Салтыков исполнил приказание, он был удален от двора. Конечно, такая история была вполне в духе русских нравов XVIII столетия. Но она в данном случае не выдерживает критики. Екатерина в начале своего замужества изо всех сил старалась завоевать расположение супруга и отвернулась от него только тогда, когда он стал открыто изменять ей, следовательно, должна отпасть «неспособность к брачному сожитию», как мотив для подобного шага со стороны Елизаветы. Что же касается самой Екатерины, то она неоднократно, в особенности в минуты гнева (т. е. когда теряла всякую сдержанность), говорила, что ненавидит в сыне портрет его отца — Петра III.