Сюсаку Эндо - Самурай

К тому времени в Ято уже были убраны просо и редька и на голых полях, сверкая на солнце, стояли, точно буддийские монахи, скирды соломы. Увезут их — и до Нового года никаких дел, кроме выжигания угля, уже нет.

Однажды, когда и эта последняя работа, знаменующая конец осени, была закончена, Самурай увидел в небе Ято белых птиц.

Стоявший рядом с ним младший сын Гондзиро закричал:

— Белые лебеди!

— Верно, — кивнул Самурай.

Во время путешествия он много раз вспоминал этих огромных птиц.

На следующий день, взяв с собой Ёдзо, Самурай поднялся по горной тропинке к заросшему озеру у подножия горы. Этот холм, где когда-то стоял небольшой замок, густо порос кустарником; там и было озеро. Когда они подошли, оттуда взлетело несколько небольших уток.

Все это он уже видел в своих мечтах. На поверхности воды, освещенной неярким солнцем, плавали утки, они крякали, чистили клювы, а потом стайкой плыли к берегу. В некотором отдалении от них скучились кряквы с темно-зелеными шейками. В отличие от остальных уток они взлетали не стаей, а поодиночке.

Лебеди плавали на другом конце озера, вдали от остальных птиц. Время от времени они, покрутив головой, погружали ее в воду. А когда голова снова появлялась над поверхностью, в желтом клюве серебром сверкала рыбка. Устав плавать, они выбирались на берег и, широко раскинув крылья, чистили перья.

Он не знал, откуда прилетают сюда эти птицы и почему избрали крохотное озеро для своей зимовки; наверное, во время долгого путешествия некоторые из них погибают от голода.

— Эти птицы… — прошептал прищурившись Самурай, — они тоже пересекли безбрежное море и видели много стран.

Ёдзо, обхватив руками колени, неотрывно смотрел на озеро.

— Пожалуй, и правда… путь был долгим.

На этом разговор прекратился. Самурай подумал, что больше ему нечего сказать Ёдзо. Горьким был не только путь этих птиц. Несладким было и его прошлое, и прошлое Ёдзо, хотелось сказать Самураю.

Поднялся ветер, по озеру побежала рябь, утки и лебеди тихо поплыли в сторону от берега. Склонив голову, Ёдзо сидел с закрытыми глазами — Самурай догадался: он старается сдержать нахлынувшие на него чувства. Он даже подумал, что в профиль его верный слуга очень похож на того человека, который склонив голову был готов стерпеть любые мучения. «Он всегда рядом с нами. Он прислушивается к нашим страданиям и скорби…» Нет, Ёдзо никогда не оставлял Самурая, не оставит его и сейчас. Он всегда тенью следовал за ним. И ни разу и словом не обмолвился о горестях хозяина.

— Я думал, что стал христианином лишь для видимости. Чувство это не изменилось и сейчас. Но, поняв, что такое государственная мудрость, я стал временами думать о том человеке. Мне даже кажется, что я понял, почему его изображение в каждом доме в тех странах. Любой человек в глубине души хочет, чтобы рядом с ним всегда был кто-то, кто не предаст, не покинет — будь это даже приблудная собака. Тот человек для каждого — вроде такой собаки. — Точно говоря сам с собой, Самурай повторил: — Да, тот человек вроде такой собаки, которая всегда с тобой. Это написал на своих листках японец из Текали. Он всю жизнь говорил это своим друзьям. Говорил, что Сын Человеческий пришел, чтобы служить людям.

Ёдзо наконец поднял голову и задумчиво посмотрел на озеро, стараясь понять слова хозяина.

— Ты веришь в Христа? — тихо спросил Самурай.

— Да, — ответил Ёдзо.

— Никому не говори. Ёдзо кивнул.

— С наступлением весны перелетные птицы покинут наши места, а нам до конца жизни оставаться в Ято, — сказал Самурай веселым тоном, чтобы сменить тему разговора. — Ято — наш родной дом.

Побывал он во многих странах. Пересекал безбрежное море. И вот вернулся к себе, где все те же нищие деревни и скудные земли, — это чувство все сильнее овладевало им. Так и должно быть. Бескрайний мир, множество стран, безбрежное море. Но люди везде одинаковые. Повсюду воюют, ловчат, хитрят. И в замке Его светлости, и в мире, в котором живет Веласко, — везде одно и то же. Самурай не просто увидел множество земель, множество стран, множество городов — он убедился, что над всеми властвует карма. Но над кармой возвышается тот худой, жалкий человек с пригвожденными к кресту руками и упавшей на грудь головой. «Мы плачем в долине скорби и припадаем к Твоим стопам» — этими словами заканчивались записки монаха из Текали.

Чем отличается наша жалкая Ято от бескрайнего мира? Ято — это весь мир, так хотел сказать Самурай Ёдзо, но не нашел нужных слов.