Мулк Ананд - Два листка и почка

Загонщики стояли в стороне, онемев от восхищения. Не любовался зрелищем один лишь пострадавший кули.

Все кули получили по рупии в награду за охоту. Крофт-Кук великодушно выплатил им, кроме того, по четыре анна в день за все время «отпуска» с плантации. Всех кули, взятых на замечание после беспорядков, простили и сняли с них половину штрафа. Этот широкий жест был сделан перед отбытием сэром Джеффри Бойдом в видах упрочения доброго согласия между сахибами и кули.

Гангу не испытывал чрезмерной благодарности за эти щедрые дары, так как половину штрафа ему приходилось как-никак платить. Помимо этого, на нем висел долг, сделанный после смерти жены, и он задолжал еще за семена для посева, а урожай не суждено было никогда собрать.

Поскольку его смыла вода. Гангу даже продукты покупал в кредит. На все это, разумеется, набегали проценты из расчета одной пайсы на рупию, и все вместе фиксировалось в иероглифических записях ростовщика и в сердце Гангу, если не в его голове.

Не испытывая, как уже сказано, ни признательности, ни радости, Гангу оставался равнодушным — постоянные заботы, жизнь, наполненная беспрерывной, никогда не прекращающейся нуждой — все это приучает не только безразлично сносить всевозможные унижения, но и не придавать значения мелким удачам. Человек становится апатичным, безучастным — он смиряется перед бегом времени и ждет, когда перестанет биться сердце, наступит конец. В таком настроении Гангу не нужны были никакие богатства, ни серебро, ни золото, а только пища. Потому что, как бы злая судьба ни глушила все остальные ощущения, чувство голода, вкусовые ощущения, словом, голос желудка нельзя заглушить у человека. Слюнки от голода текут у всех, несмотря ни на какие правила и препоны — тут природа берет свое.

Гангу, словно в прежние годы в деревне, трудился весь день как вол и воспринимал теперь все с какой-то тупостью животного. Он осознал разницу между собой и хозяином, хотя помнил о днях юности, когда никому не спускал обид и давал сдачи, помнил о ненависти, страхе и огорчениях. Но теперь для Гангу все растворялось в пустоте нирваны, где добрая и злая доля представляется одинаково справедливым даром неизбежной и неумолимой судьбы, которой распоряжается всемогущее и вездесущее провидение, воплощенное в Шиве, Вишну и Кришну.

Иногда его выводила из этого безмятежного состояния какая-нибудь грубая или жестокая выходка сардаров на плантации, которые, кстати сказать, порядочно загордились и задрали нос со времени усмирения беспорядков и визита губернатора. Они теперь бранились и дрались еще ожесточеннее.

Угадать причины их рвения было нетрудно: каждому из них выдали по пяти рупий — разумеется, они чувствовали себя героями. Гангу по опыту знал, что едва у человека заведется что-либо в кармане, как жизнь сразу кажется ему милей: все как будто идет гладко, человек вырастает не только в своих, но и в чужих глазах, потому что, как-никак, тот, у кого что-то есть, принадлежит к меньшинству и ему надо оберегать свое достояние от большинства. И ангелы защищают тех, у кого есть деньги, против чертей — несчастных шелудивых бедняков, грязной, прикрытой лохмотьями толпы. Вид ее внушает омерзение, и от нее отворачиваются: сердцем признают ее притязания, а все же отворачиваются.

Гангу, когда был помоложе, жил в достатке, владея своими пятью акрами земли, и теперь мог убедиться, что судьбе было гораздо легче его разорить и превратить в нищего, чем справиться с его гордыней. И поняв это, он смирился.

Но иногда достававшиеся ему удары бывали чересчур неожиданны или резки, и тогда они выводили его из равновесия. Однажды к нему на дом явился ростовщик с исполнительным листом на половину его заработка — вторая удерживалась на погашение штрафа.

— Ты, подлая свинья, не хочешь вернуть мне моих денег! — накинулся на него ростовщик; ему столько раз приходилось повторять эти слова, что теперь он боялся, как бы они не перестали производить впечатление, и, чтобы их усилить, он то грозно их выкрикивал, то произносил свистящим шепотом. — У меня пять тысяч рупий разошлось по должникам, мне теперь не только процентов, а, пожалуй, и капитала не увидеть как своих ушей! На что мне твои грошовые серебряные безделушки — разве это залог! Ну времена настали! Говорят, что скоро выйдет новый закон о долгах, что мне делать? Как вытянуть свои деньги у этих босяков?

Ростовщику приходилось прятать когти, потому что хоть он и подкупал сахибов, посылая им корзины с фруктами, но вход в поселок ему был запрещен. Да и страшновато было, как бы его не прирезал какой-нибудь доведенный до отчаянья должник. Но с Гангу, выказывавшим беспредельное смирение и уважение, можно было не церемониться.