Фаддей Булгарин - Димитрий Самозванец

– А вот и единороговый посох с золотом Бориса Годунова, – сказал Вельский.

– Пусть здесь останется в память его за доброе управление моею казною, – примолвил царь.

– Под этим покрывалом стоит престол Мономахов, – продолжал Вельский. – Он из орехового дерева, с чудною резною работою и мудрыми надписями. На нем садятся цари только при венчании и в торжественные случаи. Годунов садился всегда на престол, украшенный дорогими камнями, подаренный ему Персидским шахом Аббасом. Он и теперь в Грановитой палате.

– Пусть останется до времени; я велю сделать для себя престол по новому образцу.

– Государь! боюсь, что тебя утомит рассматривание всех этих дорогих вещей, корабликов, часов разных видов, золотых чаш и стоп с дорогими камнями, которые стоят здесь на полках. Это подарки иноземных царей и послов их. В этих коробках хранятся жемчуг и дорогие камни, всего сорок четыре четверика. Вот разложены пятьдесят пар царского платья и двадцать покрывал, вышитых жемчугом и осыпанных дорогими камнями по парче, бархату и алтабасу. В этих ларцах находятся дорогие уборы: перстни, серьги, ожерелья. Сокровища твои несметны, великий государь! (114).

– Слава Богу, что будет чем делиться с моими верными друзьями, – примолвил царь.

– Царское сердце, доблесть Иоаннова! – воскликнул Вельский. – Теперь надобно тебе, государь, пройти на другую половину, где хранится царское оружие из серебра и золота и конские сбруи, осыпанные дорогими камнями. Ты можешь, государь, снарядить тысячу воинов в серебряные панцири и снабдить их дорогою сбруей. Там же две кладовые наполнены кусками бархата, парчи, сукна, алтабасу и всякими дорогими тканями.

– Пойдем туда в другое время, – сказал царь. – Теперь пора к боярам. Они верно, ждут меня.

– Удивительное богатство! – воскликнул иезуит в восхищении. – Этим бы можно было ниспровергнуть все расколы, нанять войско…

– Патер Савицкий! – возразил царь, – скажите: есть чем заплатить все долги в Польше, и умерьте свой восторг, вспомнив, что эти сокровища принадлежат не Иезуитскому ордену, а мне, царю Московскому!

Патер поморщился, прочие улыбнулись.

Вышед из кладовых в сени, царь встретил горбуна в пестром платье, который поклонился ему и, подавая палку и гребень с веретеном, сказал:

– Челом бью господину моему! Вот тебе от меня подарок!

– Это что за урод? – спросил Лжедимитрий.

– Шут Годунова Кирюшка, – отвечал Вельский.

– Покойный Борис сказывал, что шут лучше, чем плут, – сказал Кирюшка. – В плутах, кормилец, у тебя не будет недостатка, а мое место пока еще не занято.

– Недурно, – примолвил царь. – На что же ты мне даешь это?

– Палку возьми себе, а гребень с веретеном отдай твоим боярам, – сказал шут. – Молодцу владеть палкой, а бабам прясть!

Все засмеялись, и Меховецкий сказал:

– Пусть он останется при дворе, государь! Шутовской кафтан не всегда прикрывает дурачество.

– Если б всех дураков наряжать в шутовские кафтаны, так мое платье вздорожало бы, а боярские шубы подешевели, – возразил Кирюшка. – Спроси, кормилец, у Богдана, почем продается золотник ума в твоей Думе!

– По сту палок, которые надобно тебе отсчитать вперед, – сказал с досадою Вельский.

– Ну, видишь ли, кормилец, что моя правда. Возьми палку, возьми! Ты с ней доберешься толку.

– Кирюшка! принимаю тебя в службу, – сказал царь, смеясь. – Где же ты проживаешь во дворце?

– В том месте, без которого не обойдется ни дурак, ни умный: на поварне.

– Ступай же теперь с Богом и живи, как прежде, – сказал царь.

– Спасибо! За это скажу тебе сказку. Украл мужик лошадь, а чтоб не узнали ее, так выколол ей глаза. Напившись допьяна, мужик лег в сани, заснул и опустил вожжи; лошадь попала с ним в яму – и сама убилась, и мужика расшибла. Конец!

– Что это значит? – спросил Лжедимитрий с принужденною улыбкой.

– Значит то: держи ухо востро, не опускай вожжей и смотри в оба, – сказав это, Кирюшка выбежал из сеней.

В Грановитой палате царь застал бояр и дворян думных. Все с подобострастием ожидали приказаний царя. Он подозвал к себе думного дьяка Афанасия Власьева и сказал:

– Афанасий, ты должен составить известительную грамоту к Польскому королю Сигизмунду о благополучном моем прибытии в мою столицу. Я переменяю титул царский: запиши тотчас.

Думный дьяк вынул из-за пазухи бумагу и письменный прибор, стал на колено и начал писать, что царь говорил громко: