Жильбер Синуэ - Порфира и олива

Сердце молотом забухало в груди. Мысль о ловцах рабов, всплыв, на краткий миг остудила его жажду воли, но он тут же, будто сам не свой, углядел в толпе прогалинку да и прыгнул туда. Он мчался. Он летел среди наемных домов, как ветер! Теперь его ничто не могло остановить.

Он юркнул в переулочек, ведущий влево. Бежал мимо мелькающих арок, сменяющих друг друга статуй. Оставил позади монумент какого-то всадника, фонтан, устремился прямиком вправо и наконец выскочил к реке.

Свежий ветер остудил его залитое потом лицо. Впереди — рукой подать — извивался среди холмов Тибр. Справа от себя он заметил мост, а еще — некое внушительное строение. Судя по его овальным очертаниям, он решил, что это, верно, один из тех цирков, где происходят гонки на колесницах, о которых так часто толковали рабы сенатора.

Подойдя к берегу, он засунул пальцы под тунику, подцепил свой рабский ошейник, без колебаний сорвал его и со всего размаха зашвырнул в текущие перед ним воды Тибра.

Неподалеку высилась стена, сложенная сухой каменной кладкой и увенчанная поверху пышной зеленью, обрамляющей также и массивные ворота. Под портиком играла стайка ребятишек. Толком не зная, что предпринять, он рискнул подойти поближе, привлеченный тенистой колоннадой. Но, сделав всего несколько шагов, вдруг застыл. Он не мог ошибиться: ворота украшали вделанные в древесину изображения колеса и лиры. Два символа орфического культа!

Расценив такое совпадение как добрый знак, он проскользнул вдоль стены и завернул в тошнотворно грязный переулочек.

Он в два счета достиг фасада этого дома и заключил, что сад, о наличии коего он догадался, простирается по ту сторону здания. В замешательстве он призадумался: если здесь происходят вакханалии, страж должен быть буколоем [9]. Наверное, он мог бы ему помочь. Исполненный надежды, Калликст направился к воротам. И тотчас прямо ему в лицо выплеснулась теплая жидкость. Он поднял голову достаточно быстро, чтобы заметить силуэт, тотчас скрывшийся в амбразуре окна.

По щекам стекали капли. К своему ужасу он узнал едкий запах мочи. Какому-то бесстыднику вздумалось таким образом опорожнить свою ночную вазу. Превозмогая тошноту, Калликст обтер лицо рукавом и, поколебавшись, решил все же не отступать от задуманного.

Как только дверь открылась, он очутился в начале длинного коридора, разукрашенного изображениями скачущих сатиров, кружащихся в танце менад, силенов, музыкантов и прочего, все в дионисийском духе. В противоположном конце виднелся зеленеющий сад, весь в потоках солнечного света.

Пройдя несколько шагов, Калликст приметил слева дверь, на которой были выгравированы те же символы. Он постучался, потом сделал попытку сам ее отворить.

— Бесполезно. В этот час здесь никого не бывает!

Он вздрогнул так, будто гром среди ясного неба грянул у него над самым ухом. А неизвестный продолжал:

— Но что это с тобой? От тебя так пахнет... — он скорчил гримасу. — Тебе что, полный горшок мочи на голову выплеснули?

Перед ним стоял подросток в белой тунике, перехваченной льняным пояском, на голове у него была белоснежная повязка, на ногах — сандалии с ремешками, оплетающими голени.

— Ладно, не унывай. Со мной тоже бывали такие неприятности, и не раз!

Калликст пригляделся к собеседнику повнимательней. По годам они могли бы быть ровесниками. Юнец был тощеват, приятен лицом, с карими глазами, его каштановые волосы кольцами падали на узкий лоб.

— Нельзя тебе оставаться в таком виде. Идем, я провожу тебя в термы. Ты сможешь помыться, и твою одежду постирают.

Заметив, что Калликст в колебании, он прибавил:

— Как бы то ни было, если ты поклоняешься Орфею, ты должен знать, что никто тебя сюда не допустит, пока ты не очистишься.

— Стало быть, ты тоже... исповедуешь орфизм?

— Да. И тем горжусь.

— Но я... я боюсь, что отнимаю у тебя время.

— Как раз наоборот. Ты даешь мне великолепный повод пропустить урок греческого. Мой грамматикус порядочная злюка и, на мой вкус, слишком уж охотно хватается за палку.

Отбросив последние сомнения, Калликст решил последовать за пареньком. Почитатель божественного Орфея не может оказаться предателем.

Когда они вышли на улицу, Калликст указал пальцем на то окно, откуда на него выплеснули нечистоты:

— Почему они так поступают?

— Ты, стало быть, не здешний, раз задаешь такие вопросы. К тому же и выговор у тебя чудной.

— Я недавно в Риме.

— Так знай, что у нас в наемных домах отхожее место есть только в самых лучших покоях первого этажа. Жильцы всех прочих этажей обычно сливают свои нечистоты в глиняные кувшины, которые для этой цели ставятся под портиком у входа. Но это те, кто уважает порядок. Что до всех прочих... Однако хватит болтать. Пошли, ну!