Михаил Казовский - Евпраксия

Все почтительно замолчали. А мясник стал расталкивать толпу:

— Пропустите, пропустите! Дайте же пройти! — И любезно обратился к бывшей государыне: — Милости прошу, ваша светлость. Мой дом — ваш дом.

Киевлянка ответила:

— Да, спасибо, конечно, только я должна дальше плыть...

Мужики снова загудели:

— С кем? На чем? Лично мы в Гданьск не собираемся!

Фладен произнес:

— Плыть, конечно, уже нельзя... Ничего, что-нибудь придумаем. Главное, пойдемте отсюда. От греха подальше...

Он помог ей спуститься по сходням. И сопроводил в город. По дороге болтал:

— Честно говоря, я к евреям отношусь дружелюбно. Люди как люди, хоть и поклоняются не нашему Богу. Пусть себе живут и торгуют. Иногда нам привозят такие товары, о которых мы и слыхом не слыхивали. Но когда погром... Все бегут, и тебе неудобно отставать от соседей. Скажут: «Ты — пособник жидов, сам такой, к ним примазался!» А к чему мне подобные неприятности? — Он вздохнул. — Домик у меня небольшой, но уютный. Я женился на дочери местного бака-

лейщика, а когда тот умер и оставил ей в наследство лавку с домом, переехал из Штаде в Бремерхафен. А детей Бог нам не дал. Так вдвоем и живем, да еще с кошкой Мурхен, но она уже старая и почти ничего не слышит.

Фрау Фладен оказалась сухощавой невыразительной немкой в белом чепчике и белом передничке. Увидав Евпраксию, ахнула:

— Ваша светлость, вы?! — А потом, по мере рассказа мужа о чудесном спасении Адельгейды, всплескивала руками и причитала: — О, Майн Готт! Пресвятая Дева! Ничего себе!

Быстренько накрыла на стол, угостила нехитрой пищей: молоком, творогом, яйцами и хлебом, земляничным вареньем, но сказала, что это так — просто заморить червячка, а обед будет чуть попозже. Сам хозяин после трапезы сообщил:

— Вот что я подумал. Не отправиться ли мне завтра поутру в Штаде? У соседа займу кобылу с коляской — здесь езды несколько часов, — до полудня доберусь. И скажу в замке маркграфини, кто находится у меня под кровом. Вы наверняка с ее светлостью Агнессой знаете друг дружку?

Ксюша рассмеялась:

— О, еще бы! Ведь она тоже киевлянка и приехала в Германию как моя наперсница. Звали ее по-русски Мальга, а по-гречески — Фёкла.

— Превосходно! Значит, не откажется вам помочь.

Евпраксия ответила:

— Я надеюсь. Впрочем,, утверждать наверняка не могу. У людей, бывает, изменяются взгляды и вкусы.

Но мясник заверил:

— Нет, дурная слава об Агнессе не шла. Вот супруг у ней был большой болван. Слава Богу, сгинул где-то в походе. И сынок, видно, в папочку пошел — любит пошалить и покуролесить. А мамаша-то ничего, вроде бы не вредная.

— Вредной не была никогда.

Следующий день прошел в ожидании. Снарядили Йоханнеса в путь и затем коротали время, приготавливая еду. Нет, конечно же, готовила фрау Фладен, не давая Опраксе подойти к продуктам («Это не ваших нежных ручек дело, сударыня!»), и княжна только помогала советами, да еще играла с кошкой Мурхен. Та ее признала безоговорочно, сразу подошла, словно бы к хорошей знакомой, прыгнула на колени и доверчиво свернулась клубком.

— Сколько лет ей? — спросила русская с интересом.

— Много, очень много! Почитай, уж двадцать, — поразмыслив, сказала немка.

— Неужели? Нет, невероятно. Ни собаки, ни кошки столько не живут.

— Я вас уверяю. Мы нашли ее вскоре после похорон прежнего хозяина Штаде — графа Генриха Длинного, вашего супруга.

Евпраксия задумалась:

— После похорон? Генрих умер в восемьдесят седьмом... Получается, правда двадцать лет!

— Ну, вот видите! Очень умная тварь, смышленая. Добрая и чистоплотная. Но к чужим относится с подозрением. Иногда кто-нибудь зайдет незнакомый — так потом полдня киску из-под кровати не выманишь. Всё сидит и зыркает своими зелеными глазищами из темноты. А вот вас ни капли не испугалась.

— У нее глаза, как у Генриха покойного.

— Это вам виднее. — Помолчав, хозяйка добавила: — Говорят, что души людей после смерти переселяются в птиц и животных. Может, ваш покойный супруг поселился в Мурхен?

Бывшая императрица провела ладонью по мягкой шерсти и с улыбкой произнесла:

— Трудно утверждать, но догадка ваша забавна. — Позвала негромко: — Генри, Генри, уж не вы ли это?

Кошка посмотрела на нее с любопытством.

— Да она ничего не слышит, — пробурчала Фла-ден, стоя к ним спиной.

— А по-моему, слышит. Вы взгляните сами. Генри, Генри!

Но когда немка обернулась, Мурхен уронила голову на колени гостьи и лежала совершенно невозмутимо.