Сергей Омбыш-Кузнецов - Повесть о партизане Громове

— А что обсуждать. Налететь ночью, перебить стражу и освободить наших, — заметил Запорожец.

— Это ясно. Да как? Тут хитрость нужна. Сами говорите, что у нас силёнки маловато.

— А нельзя ли, как в Обиенное, под видом белогвардейцев проехать? — сказал Громов. Этот опыт удался.

— А и верно, — предложение понравилось Мамонтову. — Повезём сдавать арестованного.

Перед самым рассветом отряд Ефима Мамонтова, численностью в двадцать человек, входил в Волчиху. Впереди, на тряской телеге, везли скрученного верёвкой по рукам «арестованного» — своего партизана.

Волчиха — большое торговое село с пятитысячным населением, раскинулась как раз у сростка Касмалинского и Барнаульского боров. В центре, на площади, возвышается церковь, расположены магазины, волостное управление. Тут же помещение колчаковской милиции, в котором содержатся арестованные.

Отряд не торопясь двигался по площади. От него отделились пять человек во главе с Чупахиным и залегли у церковной ограды — удобном месте для обстрела на случай появления колчаковцев с одного или другого конца улицы.

У здания милиции подвода остановилась. Мамонтов соскочил с лошади, толкнул наганом в бок «арестованного», прикрикнул:

— Вылазь, большевистская сволочь. Приехали!

«Арестованный» через силу поднялся, слез с телеги и нехотя зашагал к крыльцу. Часовой, увидев офицерские погоны на Мамонтове, стукнул каблуками и, приветствуя, выбросил винтовку в сторону на откинутую руку.

Мамонтов с «арестованным» поднялся на крыльцо и застучал кулаком в дверь.

С. Ф. ЧУПАХИН — один из организаторов партизанского движения в с. Волчиха.

— А ну отворяй! Послышались шаги, скрипнул засов. В полуоткрытую дверь высунулась голова колчаковца-милиционера.

— Чего надо?

— Дрыхнете, рас-так вашу… — хлёстко выругался Мамонтов. — Открывай, не видишь: арестованного привёз.

Милиционер испуганно распахнул дверь настеж. Мамонтов втолкнул в коридор «арестованного», вошёл за ним сам, а следом группа переодетых партизан.

Из караульной комнаты выскочило несколько милиционеров и, протирая заспанные глаза, беспокойно поглядывали на прибывших.

— Кто начальник караула? — сердито спросил Мамонтов.

— Я, ваше благородие, — выдвинулся вперёд рослый с залихватскими усами милиционер.

— Устава, сволочь, не знаешь. Пароль ни ты, ни твой часовой не спрашиваете, на посту спите. За нарушение караульной службы арестовываю. — Мамонтов кивнул партизанам: — Взять оружие, спять ремни!

Партизаны поспешно обезоружили милиционеров, вынесли оружие из караулки и втолкнули туда провинившихся.

Громов в это время уже открывал камеру.

— Выходи! — крикнул он арестованным крестьянам.

Однако никто не двинулся с места. Глядя на прапорщика, все думали, что пришёл их последний час — выведут за село и расстреляют.

— Ну, что же вы стоите? — уговаривал Громов. — Свои же мы, партизаны. Ей-богу!

Но никто не верил. И тут Громов увидел среди арестованных знакомого.

— Буданов. Да ты что, друг, меня не ухаешь?

Тот всмотрелся и, узнав, обрадованно воскликнул:

— Свои!.. Игнат Владимирович!.. Выходите, братцы!

И тогда арестованные толпой двинулись к двери.

— Не торопись, по одному, по одному, — ласково приговаривал Громов, пропуская мимо себя арестованных и всматриваясь в осунувшиеся и заросшие лица.

В караульном помещении их встретил Мамонтов и показал на выход. Переодетые партизаны образовали конвой.

У крыльца Мамонтов остановился и спросил часового:

— Ты кто: мобилизованный или доброволец?

— Так точно, доброволец!

— У-у, гад! — зло бросил Мамонтов и выстрелил в часового.

— Садись кто на подводу, а кто верхом, по двое приспосабливайтесь, — крикнул он освобождённым крестьянам.

Освобождённые кинулись к лошадям. Вскоре площадь опустела. Разбуженные выстрелом, сюда бежали колчаковские милиционеры, заряжая на ходу винтовки и стреляя в воздух. Часто захлопали выстрелы у церковной ограды — это Чупахин встречал колчаковцев меткой пулей, и не один из них ткнулся головой в придорожную грязь.

Громов покинул здание милиции последним. Отряда уже не было, и он, вскочив на коня, хотел было скакать вдогонку, как увидел, что от церкви к нему бежит Чупахин.

— Понимаешь… увлёкся, чуть не отстал, — запыхавшись, проговорил он. — Посади с собой.