Ежи Любомирский медленно, но верно реализовывал свой коварный план. Богуслав и сам не догадывался, какого джина выпускает он из бутылки, связываясь с Любомирским. Мирная акция по отстранению короля от власти вылилась в настоящую гражданскую войну. Любомирский собрал конфедерацию и разгромил под легендарным Ченстоховом верные королю войска. Вновь под культовым христианским местом пролилась кровь, но на этот раз польские католики убивали своих же польских католиков. Ну, а Любомирский набирал популярность, точно также, как восемь лет назад ее набирал объявившийся здесь шведский король Карл Густав. В Великой Польше под знамена Любомирского вставали все новые и новые шляхтичи. Силы конфедератов увеличивались. В Великом княжестве Литовском тоже было далеко от спокойствия: война на востоке и северо-востоке усугублялась повальным недовольством поведением Пацев, их вмешательством во все сферы жизни Княжества. Против деспотизма этого многим ненавистного рода выступали Полубинские, Огинские, Глебовичи, Радзивиллы и Сапеги — весь цвет Великого княжества Литовского, Русского и Жмайтского.
Михал Казимир Радзивилл также не оставался в стороне. Ему не нравилась гегемония Пацев, тем более, что Михал не без оснований полагал, что Радзивиллы, как ни крути, главенствующий род не только Литвы, но и Речи Посполитой. И в Западной Европе — во Франции, Голландии и Англии — Радзивиллы не считались середничками. Ну, а Пацы стремились усилисть свое руководство над армией, размещали верные им войска в поместьях Радзивиллов, занимали замки в Поднепровье и Подвинье, собирали народную милицию в Жмайтии, которую уже считали полноправной собственностью. Об этом писала в письме Кмитичу и Алеся Биллевич. Она родила девочку, Янину, но после радостного известия с легким раздражением сообщала, что приезжал Крыштоп Пац, и что Пацы чувствуют себя в Жмайтии словно великие князья, считая эту провинцию своей полноправной страной.
«Не удивлюсь, если Пацы заберут и мой маентак, и последних лошадей», — писала Биллевич своему мужу.
И все это так было некстати, так сильно подрывало положение на восточном фронте, где, казалось бы, уже пошли значительные успехи.
Неожиданно, пусть и после долгой болезни, умер Ян Павел Сапега. Пусть его смерть многих заставила облегченно вздохнуть (уж очень многоликим и непонятным был в последние годы хитрый Ян Павел), но с уходом Сапеги должность Великого гетмана переходила к Михалу Пацу. Булаву польного гетмана Пац отдавал Владиславу Воловичу, пользующемуся большим уважением среди литвин. Этот жест значительно ослабил силы противников Михала Паца и Пацев в целом. Михал тут же попытался использовать этот момент в свою пользу. Как раз ему вручили привилей на Виленское воеводство, которым раньше обладал Ян Сапега. Для формального вступления в должность Михал Радзивилл прибыл в столицу во главе тысячи своих солдат. Он полагал использовать заседания Главного Трибунала, которые должны были начаться в мае, для того, чтобы обратить их в сейм, а затем, на сейме выступить с обвинительной речью против Пацев. Михал был далек от идеи превращать выяснение отношений с Пацами в литвинский кровопролитный рокош, какой уже полыхал в Польше. Поэтому Радзивилл все же предоставил возможность Михалу Пацу, который вел заседания Трибунала, завершить заседание в спокойной обстановке, без драк и криков. А сам поехал в Несвиж принимать в гости короля. Домой заглянуть хотелось ужасно, но… только не по такому поводу. Ян Казимир умолял Михала выступить против Любомирского с опытной тысячью солдат Несвижского князя. Войско Михала Радзивилла слыло по всей Речи Посполитой самой опытной и боевой хоругвью после хоругвий Богуслава, а солдаты Несвижского князя имели славу метких стрелков, великолепных фехтовальщиков и ловких наездников. Сотня гусар Михала, пусть и не крылатых, стоила двух сотен прочих литвинских или польских гусар. Одинаково все: и гусары, и мушкетеры — умели обращаться с артиллерийскими орудиями и заменять при случае канониров. Вот для этого и собирался в гости, якобы соскучившись по великолепию Несвижа и его замка, Ян Казимир. Хитрый Великий князь знал, что в домашней обстановке, во время теплой беседы под хмельной венгерский токай он запросто уговорит Михала. И Михал понимал, что в этом случае отказать будет весьма трудно.
И Любомирский также писал листы Михалу, призывая поддержать его как земляка Радзивиллов, поддержать со своим войском его рокош против короля в Литве. Михал же твердо решил взять нейтралитет и в польские разборки не лезть ни при каких условиях, пусть корни у Любомирского и литвинские. Уж если воевать, то там, на востоке, против захватчиков. Тем более, что семейных хлопот прибавилось: у Михала на свет появился очередной ребенок — маленький Ян, тут же, однако, умерший. Увы, но и взросление Богуслава доставляло одни огорчения. Стало предельно ясно, что мальчик неполноценен. Опечаленный Михал обсуждал с женой его дальнейшую судьбу, предлагая единственно правильный, как ему казалось, путь — служение Богу. Катажина соглашалась. Она чувствовала себя скверно из-за того, что дети ее мужа либо нездоровые, либо быстро умирают, как Фекла и Ян. Чтобы не ранить чувствительного Радзивилла Катажина даже стеснялась в присутствие мужа проявлять нежные чувства к своим детям от Острожского и, подавно, к Александру, рожденному от большой любви к Дмитрию Вишневецкому. Теперь Михал завидовал не только Вишневецкому, но даже покойному Острожскому, чьих детей растил и воспитывал, не в состоянии это же самое позволить себе с собственными… Желая вызвать больше расположения Михала, Катажина проявляла много внимания к делам мужа, старалась быть ласковой, советовала, бралась помочь в любых делах… а пока занялась лечением. Правда, лечение проходило весьма странно: Катажина нагой сидела на корточках в начерченном на полу круге, а вокруг с бубном ходила саамская шаманка, отгоняя от Катажины нечистую силу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу