Дмитрий Ерёмин - Юрий Долгорукий (Сборник)

- Да где он, тот Суждаль? Не вижу. И князя не вижу. А эти двое - вон тут… Да и не всё ли то, брат, равно: сей холм или некий Суждаль? Похоже, что нет нам иной пути: всюду для нас только глад и горе - у князя и у бояр…

- А у этих примешь горе вдвойне! - негромко, но убеждённо предупредил Михаилу Страшко. - Взгляни на сего Сыча: убойца он, тать… оттого и слуга боярский!

Сыч отшатнулся, вгляделся в Страшко, протянул: «А-а… вот это кто!» - и стремительно повернулся к Якуну:

- Видишь сговор их, господине? Я этого знаю: бес! Якун презрительно фыркнул:

- Я вижу. Какой он бес?!

И обратился к бежанам:

- Кто ещё, кроме рыжего, хочет ко мне в холопы?

- А то и ко мне! - торопясь, добавил Федот. - Без этого хлеба не дам, ибо сам оскудею.

- А что же, вот я пойду…

- И я!

- Куда ты суёшься? - крикнул со злостью Сыч и оттолкнул худую, старую бабу.

Старуха упала. Вперёд протолкался старик. Сыч ткнул и его. Шатаясь, тот слабо пробормотал:

- Стужа вельми люта, сокол… От хлада кончаюсь.

- Кончишься, в землю спрячем! - равнодушно ответил Сыч.

Трясущиеся от стужи, еле стоящие на ногах от многодневного голода, нищие и бездомные люди не обижались на то, что их не пускает красивый слуга боярский, а с ним - рябой Конашка, да и другие, стоящие на тропе. Бежане давно привыкли к тому, что все их хулят и толкают, пихают прочь, как бревно гнилое. Но теперь и в них, как в Страшко и Мирошке, отчаяние дошло до предела: стоять на ветру без надежд на огонь и пищу стало невмоготу. Если уж не дают им согреться в избах, тогда хоть пускай позволят костры разжечь, обогреться… Ан нет: черноусый боярский слуга, будто угадывая их мысли, строго велит:

- И костров не жечь. Брось, парень, палку. За лом боярского леса дам батогов!

- Чего его слушать? - вдруг вырывается из тоскливого гула напористый хриплый голос. - Вали его! Жми!

В глазах Сыча загорается радость: он, видно, готов использовать крик для злобной расправы. Взглянув на Якуна, он с угрозой спрашивает толпу:

- Кто там сказал - жми?

Горбатый парень Ониська с бесстрашием обречённого отвечает:

- То я сказал…

От мгновенного удара Сыча горбатый, охнув, валится на бок. Сыч, подхватив Ониську на лету, прижимает к себе спиной и туго стягивает под горбом его исхудавшие локти.

- Пусти! - пробует вырваться горбун.

Лицо его перекашивается от боли. Он глухо хрипит:

- Помогите! Ой, лихо, добрые люди!.. Мирошка, как и Страшко, некоторое время глядел на всё это молча, прячась за спины бежан. Вначале, увидев Сыча, он испугался: узнает бродяга - не жди добра!

Вишь ты, стоит как хозяин всего холма. Пощады от него теперь не жди… И парень, таясь за спинами бежан, с малодушной завистью вспомнил о тех «ведунах», о которых слышал немало: выварит, говорят, такой вот хитрый ведун из кошки, чёрной как ночь, кудесную косточку, возьмёт эту кость в свой рот - и станет невидим! Вот и Мирошке: взять бы такую кость и сделаться невидимкой… потом подойти к Сычу и трахнуть его дубьём по башке.

Но нет этой косточки, и зря сжимает рука дубовую палку: увидит Сыч - погубит навеки!

Однако и молча стоять душа не согласна: уж больно злобен проклятый разбойник! Ишь как суёт седому Демьяну в зубы… Вон бабу Елоху с маху хлестнул… Вторашке люто поддал ногой… Столкнулся с дядькой Страшко и вытянул из-за пояса нож… Ударит ещё, проклятый! А вон - горбуна Ониську… Ужель стерпеть?

Мирошка свирепо выдрался из толпы.

Сыч, увидев его, удивлённо вскинул чёрные брови. Лицо его побледнело, тонкие губы сжались.

- А-а, Чахлый! - сказал он настороженно. - Ты тоже сюда пришёл?..

Мгновенье помедлив, бродяга оттолкнул горбатого от себя, перевёл внимательный взгляд на Страшко и вновь на Мирошку и низко пригнулся, как рысь для прыжка.

Мирошка вскинул дубовый кол. В ответ бродяга медленно поднял нож, и сталь блеснула так же светло и безжалостно, как и его глаза.

Любава вскричала:

- О-о-ох!..

Бежане испуганно откачнулись.

Мирошка решил: «Умру, но не сдамся!» - и впился в противника немигающими глазами. Пузатый Якун со смешком велел:

- А ну, покажи ему, Сыч, как перечить служне боярина Кучки!

Федот с угрозой прибавил:

- Чтоб знали, где есть предел, разбойничье племя! Мирошка подумал:

«Либо сам здесь лягу костьми, либо сломлю разбойника колом! Пусть душу вынет из тела, но я его нынче дубьём окрещу! Не дам уйти, как тогда от баб…»

Крепкий, хоть худощавый и малорослый, с девичьим простодушно-смелым лицом, оборванный и голодный, теперь он не отступил бы и шагу. Однако не успел Мирошка взмахнуть своим колом, как сбоку рванулось большое тело Страшко, мелькнул половецкий лук - и нож покатился из рук Сыча.