Андрей Косёнкин - Юрий Данилович - След

Откуда ж было знать татарину, что ещё пять лет тому назад, когда хан Тохта воевал с могущественным темником Ногаем, Даниил Александрович посылал в Орду Фёдора Бяконта с охульным доносцем на своего соседа рязанского князя Константина Романовича - мол, тот в помыслах Ногаеву сторону держит! Как про помыслы вызнал? Так то дело Бяконта - земля слухом полнится. Да и не суть важно то, держал ли Константин Романович в тайных помыслах Ногаеву сторону, а то, что московский князь в радении первым отметился.

Вот за то ему теперь и льгота: с баскаком Аль-Бугой из Сарая Даниилу Александровичу знак подали, что, мол, не мил стал хану рязанский князь.

Оттого Аль-Буга сидит ныне в княжеской горнице гордый, как именинник, с обычным татарским презрением на русских поглядывает: чего уж решать-то, когда все за вас решено. Да и то сказать, имеет право, собака, на гордость: наивно думать, что осторожный чуть не до боязливости князь Данила отважился бы на этот поход, не будь на то ханской воли.

А ведь давно, давно уже московская вотчина тесна стала князю. И то правда: с востока Рязань, как колом, той Коломной выход к Оке подпирает, с запада Смоленск Можайском грозит, там Дмитров союзным тверским оплотом стоит, Переяславль чужд, Владимир - Андреев - ну просто некуда пораскинуться!

О, сколько земли в тайных ночных загадах примыслил к Москве Даниил Александрович! Да ведь не токмо в едином примысле смысл! Сама по себе война нужна была московскому князю, чтобы объявить всей Руси о новой силе, которая не в один день, не вдруг, а потом и кровью Данилы поднялась-таки на Москве! А главное, пусть Андрей возьмёт в толк, что пришла иная пора, пусть узнает, кто ныне у хана в милости. Авось от злобы и зависти скорее желчью подавится.

Бяконтовы соглядатаи из Городца сообщали, что плох стал брат, жёлт и скушен, как палый лист. Того и гляди, помрёт, а точнее-то сдохнет, аки пёс неприкаянный.

Ждал той смерти Данила. Ждал и готовился к ней, как нетерпеливая девка к венцу. Жадно и страстно, со всей страстью и жадностью, на какую только и были способны Александровы сыновья, жаждал Даниил власти. Той немеренной, великой и в то же время зыбкой и изменчивой русской власти, которая, подобно блудной женщине, вмиг предаст, а то и задушит тебя самого в угоду иному избраннику. Все знал о подлой натуре русской власти Даниил Александрович и всё же ждал её, хотя бы ради Москвы, ради сынов…

Нет, до боли в сердце, до дрожи в руках не ждал, а именно жаждал великокняжеской власти Даниил Александрович, хотя от иных своих братьев всегда отличался именно терпением. А терпение Даниил Александрович вовсе не считал уделом людей слабых. Умение терпеть и одной лишь звериной выдержкой побеждать обстоятельства тоже требует силы и мужества. Но однако же, сколько можно терпеть? Приспело, знать, и его время Русь пострашить - война нужна была Даниилу.

Да вот закавыка: в отличие от братьев, а боле того, от великого батюшки, что, видно, уже на века покрыл себя ратной славой, не любил воевать Даниил Александрович. Да, почитай, допрежь ни с кем и не бился толком. То без боя Андрюшке Москву на пожар отдал, то по воле его же выставил московскую рать против брата Дмитрия - да Бог тогда миловал, обошлось без убийств.

Тогда - а не ныне!

«А ныне без победной войны, без звонкого примысла власть, что по смерти Андрея, по скорой смерти брата Андрея - прости меня, Господи! - должна перейти ко мне, вполне может проплыть мимо в чужие жадные руки, охотников, чай, в достатке найдётся», - размышлял Даниил Александрович.

Да ведь и деваться уже некуда! Так же как к севу, покосу, медвежьей травле или к какому иному простому и нужному делу, так и к войне Даниил Александрович готовился загодя. Все вроде бы предусмотрел, обо всём озаботился: и Орда на Рязань указала, и коломенские бояре тайным сговором по рукам и ногам обкручены Бяконтом, авось не отвертятся, и у Господа ныне путь на войну вымолил, а все одно на душе как-то смурно и пакостно.

Ужели не в прибыток эта война?..

Долго сидели молча бояре. Безмолвно переминались с ноги на ногу купцы да выборные. Князь не гнал их высказываться, давая время прикинуть на умственных весцах, что услышали.

- Стало быть, не избежать войны, - раздумчиво, не по-московски окая, произнёс тысяцкий Протасий Вельяминов.

- Дак чего от неё и бегать-то, - готовно поддакнул Фёдор Бяконт. - Коли пришла нужда, так от неё все одно не отвертишься.

Собственно, этих двух согласных мнений было вполне достаточно, чтобы порешить дело, но здесь подал голос боярин Еремей Редегин: