Галина Романова: Иван Берладник. Изгой

ВАН БЕРЛАДНИК (?-1162, г. Фессалоники), князь. Сын князя перемышльского Ростислава Володаревича. Правил в Звенигороде-Южном (с 1129 г.). В 1144 г. пытался захватить Галич, принадлежавший его дяде, Владимиру Володаревичу. Пользовался поддержкой галицких горожан, но, потерпев поражение под стенами Галича от войска Владимира, бежал с остатками своей дружины на Дунай. До 1146 г. находился при дворе великого князя киевского Всеволода Ольговича, затем укрывался в районе реки Берлад (современный Бырлад) в бассейне Нижнего Дуная (современная территория Румынии), из-за чего получил прозвище Берладник. Был предводителем беглецов из русских княжеств. В 1146 г. поступил на службу к князю черниговскому Святославу Ольговичу в Новгород-Северский, на следующий год перешёл служить к князю смоленскому Ростиславу Мстиславичу. В 1148-1157 гг. находился у князя Юрия Долгорукого. По просьбе князя галицкого Ярослава Осмомысла Юрий Долгорукий решил выдать ему Ивана Берладника - соперника Ярослава в борьбе за Галич. По дороге Иван Берладник был отбит у охраны и укрыт в Чернигове князем Изяславом Давидовичем. В 1157 г. Иван Берладник вновь бежал на Нижний Дунай, где совершал нападения на галицкие торговые суда и лодки рыбаков. В 1158 г. на время захватил порт Олешье в устье Днепра. В 1159 г. в союзе с половцами, опираясь на поддержку городской бедноты и смердов, безуспешно пытался завоевать принадлежавшие Ярославу Осмомыслу галицкие города Кучелмин и Ушица. Потерпев поражение от Ярослава, бежал на территорию Византии, где скончался, будучи, как предполагают, отравлен.

ёплый ветер нёс с моря запах солёной воды, сырости и еле уловимые ароматы дерева, кожи и пеньки со стоящих у причала судов. В него вплетались запахи оливковых рощ, виноградных лоз, нагретой земли, пыли и дыма от очагов, смешанных с тысячью запахов, которыми всегда полно жильё человеческое. Там, внизу, куда вела извилистая тропа, они были ещё сильнее и напрочь забивали все прочие. И лишь здесь, на вершине горы, откуда открывался вид не только на беспорядочное нагромождение домов, дворцов, храмов и извивающихся между ними улиц, называемое Фессалониками, но и на морской залив, на причалы, где сегодня стояло лишь два судна и несколько рыбацких лодчонок, а также на высившуюся невдалеке из глади залива святую гору Афон, только здесь ветер с моря был свободен от запахов земли и напоминал о дальних странствиях, чужих землях и странах.

Это был северный ветер, и человек, стоящий на вершине горы, жадно раздувшимися ноздрями пил его, как редкое вино. Сюда почти не залетали ветра из далёкой Скифии, как называли северного соседа византийцы. То ли мешали горы, то ли ветрам было здесь неуютно.

Новый порыв ветра ударил по лицу, взъерошил волосы, тёмно-русые, рано тронутые сединой. За полгода они отросли, седина на висках стала явственнее, а лицо покрылось бронзовым загаром кабы не чужеземная одежда и не синие, как небо, «варварские» глаза, совсем можно было принять за местного жителя. Но даже выросший среди домашних собак волчонок всегда останется волком, тем более он, человек, родившийся в дикой Скифии, в далёком русском городе, от русских отца и матери… И оторванный от Руси безжалостной судьбой.

Ветер был с Руси. Он нёс с собой запахи родины - её лесов, полей и рек. Он помнил звон православных колоколов, звонкие девичьи песни и мычание коров у водопоя. Он трепал княжьи стяги и обдувал лица ратаев на пашне. Он помнил Русь, и изгнанник, запрокинув голову, жадно пил его, ловя ноздрями и хватая ртом, словно в приступе удушья.