Вадим Полуян - Ослепительный нож

- Акилинушка, - примирительно обняла боярыню Всеволожа. - Отпусти, пожалуй, со мной Раину. Не сочти за отсечение руки. Однажды ты её отпускала, и я спаслась.

- Ин, будь по-твоему, - обрадовалась миру боярыня.

Вошёл в одрину Мамон.

- Слышно, ты покидаешь нас, милушка? Андрей Фёдорыч Плещеев явился ко мне, прервал учёную беседу с арабом.

Вместо ответа Всеволожа прижалась щекой к скудной бороде боярина и спросила:

- Поведай мне на прощание: что составляет переменчивые цветы в твоей дивной трубке?

- О, это просто, - погладил её голову Андрей Дмитрич. - В трубке ничего необычного, кусочки цветного стекла и три длинных зерцальца.

- Садись, боярин, с боярышней рядышком, так вам беседовать будет лучше, - предложила Раина, взойдя в кареть, и уселась насупротив.

- Я ещё не боярин, - поправил её Плещеев, - просто молодой дворянин.

- А я тебя уже боярином вижу, - улыбнулась лесная дева [11] Спустя тридцать лет А.Ф.Плещеев стал окольничим, а ещё через четыре года боярином. .

- Каково здравствует государь наш Василь Васильич? - завела речь Евфимия, едва кони тронулись.

- Весь в трудах и заботах, - оповестил Плещеев. - Прошлой осенью золотоордынский царевич Мустафа полонил на Рязанщине тьму людей, пленных продавал в степи самим же рязанцам, да ещё попросился зимовать у них в городе, ибо степь погорела, а зима пришла лютая, кони татарские от бескормицы перемерли. Вот тут и наслал на него государь Василья Оболенского да моего тёзку Голтяева. Нашли они Мустафу на речке Листани. А вьюга нагрянула - стрелы некуда посылать, сплошь бело. Татары озяблые и бесконные отражали нападение с трёх сторон: от наших воевод, от мордвы и от казаков рязанских. Резались крепко, не давались в руки живыми. Мустафа пал. Окруженцы его бросались грудьми на копья. В плен попали лишь тяжко раненные. Наши удивлялись их храбрости.

- Кровь Чингисова, Тамерланова не вовсе остыла в сердцах моголов? - отозвалась Всеволожа.

- Клокочет она в двух царствах, Ордынском, а теперь ещё и Казанском, - подтвердил Плещеев. - Чуть справились с Мустафой, Улу-Махмет тут как тут. Повоевал Нижний, двинулся к Мурому. Все князья собрались, даже Шемяка явился. Побили Улу-Махмета возле Гороховца, передохнули до весны. В нынешнем же году он сызнова осадил Нижний. Двух сыновей, Мамутека с Ягубом, направил к Суздалю. А наши-то распущенные полки соберёшь не вдруг. Явился государь в Юрьев, стеклись к нему князья Верейский, Боровский, Можайский с малыми силами. Шемяка же обманул на сей раз.

- И что произошло? - не терпелось узнать Евфимии.

- Пока ничего, - успокоил Плещеев. - Царевичи медлят, наши ждут их на речке Каменке у монастыря Евфимьева. Даст Бог, обойдётся.

- Куда ж мы спешим? - недоумевала боярышня. - Как я поняла, государя на Москве нет.

- Спешим под Суздаль, - пояснил Андрей Фёдорович. - В стан великого князя, дабы предстала пред его светлые очи.

- Место ль боярышне в стане воинском? - насупилась Всеволожа. Затея с отъездом не по нраву ей была изначально, а теперь и подавно.

Молодой дворянин смолчал.

Раина дремала.

- В Нивны нынче наведался человек из Великого Новгорода, - осторожно сменила речи Евфимия. - Рассказал о внутренних тамошних нестроениях.

Плещеев перевёл дух.

- Там к внутренним бедам добавились внешние, - охотно поддержал он беседу о Новгороде. - Ливонцы, которуясь с новгородцами, затеяли вооружить на них знатную часть Европы. Орден договорился с королями датским, норвежским, шведским совокупными силами воевать нашу землю. Россияне-де люди беспокойные, наглые, любящие отнимать чужое и жаловаться. Распределили: немцам взять Копорье, шведам Орехов, а прочим прочее. Ливонские суда перекрыли Неву, не пускали в Ладогу корабли с хлебом и съестными припасами. В Бранденбурге, Эльбинге, Кёнигсберге служили молебны о счастливом успехе христианского оружия против «отступников злочестивых» новгородцев и московлян. Пусть-де способствует Небо совершенному истреблению Российской державы, великой более именем, нежели силой, опустошённой голодом и болезнями.

- Помогло ли Небо столь грозным замыслам? - спросила Евфимия.

- На Нарове была битва, - сказал Плещеев. - Пруссаки и ливонцы ушли назад. На Двине шведов поколотили. А тут Югорский народ объявил независимость. Пришлось Великому Новгороду усмирять бунт оружием. Москва не могла помочь, будучи меж наковальней и молотом - меж Ордой и Казанью.

Путники молчали в задумчивости.