Михаил Голденков - Три льва

— Конечно же, мы исполним вашу просьбу! — произнес Кмитич, тронутый речью Папы. — Я лично прослежу, чтобы вашим людям, которые, вроде как уже и наши, никто не чинил никаких препятствий. Ваше внимание к нашей разоренной стране может находить только восхищение в наших сердцах, ибо даже литвинские шляхтичи бросают собственные маентки из-за их полного разорения и отказываются от них, уезжают. Это, конечно же, ужасный факт. Уверяю, никто не будет мешать иезуитам! Приезжайте, и сами убедитесь в гостеприимстве наших людей! Но…

— Но? — кажется, Папа ожидал этого продолжения.

— Вы также не должны держать зла на наших реформаторов. Ведь ваши предшественники, прямо скажем, не всегда вели себя корректно. Я бы не хотел, чтобы наш новый нунций был вторым Петром Скаргой, который клеймил позором всех протестантов, не зная разбора. Не хотелось бы иметь и такого нунция, как Клавдий Рангони, который благословлял Лжедмитрия на весьма авантюрный поход на Москву. Этот же уважаемый епископ Реджийский, насколько я знаю от своего деда и отца, также был большим противником книг, считая их главной ересью для Папы Римского. А ваш предшественник Климент VIII, извиняюсь за лишнее упоминание, с радостью принял послов литвинской православной церкви, чтобы заключить унию против протестантов. Все эти факты, естественно, настраивали простых горожан, крестьян, да и саму шляхту против Ватикана и даже Полоцка. Наш народ — он очень чувствительный к таким некорректным выпадам церкви, какой бы она ни была — католической, реформаторской или же православной.

— Ваш гневный спич, пан Кмитич, полностью праведный! Он украсил бы любой папский сейм! — воздел руки Климентий. — Браво, полковник! Как радостно разговаривать с человеком, который владеет ситуацией и так хорошо помнит историю иезуитской миссии в своей стране! Так, пан Кмитич, вы правы. Мы, священники, не боги, всего лишь люди, рабы Господа нашего, мы, как и простые люди, ошибаемся, и среди нас есть как добрые священники, так и излишне ретивые. Все так. С подобными проявлениями излишней ретивости, простого равнодушия и даже подлости я и хочу бороться. Но не надо забывать и того, что иезуиты — это мужественный авангард Ватикана. Эти люди идут туда, где труднее всего: к индейцам в Мексику, в Китай, Японию… Они несут свет не важно каким народам, строят и организуют не только монастыри, но и школы, больницы… С другой стороны, вы полностью правы, сын мой, говоря про Скаргу или Рангони. Тот католик, что хулит другую христианскую веру, человека иной христианской конфессии, даже не понимает, что тем самым он хулит самого Христа! Таким священникам не место в церкви. Они должны искать другую работу, ибо главная черта иезуита, как и любого ксендза, — это терпение, любовь и сострадание.

Папа замолчал, переводя дыхание. Было видно, что ему не просто даются долгие речи, да еще на эмоциональном подъеме…

— Вот тут мой друг кинул камешек в огород православной церкви, — подхватил беседу Семенович, — верно! Православные и католики не должны были объединяться, чтобы победить распространяющееся реформаторское течение. Им самим надо было критически взглянуть на себя. Этим самым православные и католики лишь оттолкнули значительное количество собственной же паствы. Но мы сейчас должны говорить о восстановлении совершенно разрушенной войной страны, когда города стоят наполовину, а то и полностью опустевшими. И тут любая помощь бесценна. Православные Литвы признают Папу главным христианским священником, а ваша нынешняя помощь нашей стране может лишь упрочить ваш авторитет. У нас в Полоцке всегда были добрые и хорошие отношения с католиками. В городе, впрочем, ситуация не такая катастрофическая, как в некоторых других городах, — Семенович словно желал этим сказать, что миссия иезуитов в Полоцк не обязательна. Так, по меньшей мере, показалось Кмитичу, и он едва заметно усмехнулся.

— Но другие города и местечки нуждаются в экстренной помощи, — продолжал капитан, — и пусть же ваши иезуиты это хорошо помнят и, неся свет католицизма, пусть не бросают тень на свет других конфессий.

— Верно, сын мой. Вот вы, господин Семенович из Полоцка, — обратил свое внимание на капитана Папа, — у вас в городе был такой местный иезуит — Симеон Петровский Ситнианович, учившийся в Вильне и Киеве, неплохой поэт и проповедник, как мне рассказывали…

— Был, — горько усмехнулся Семенович, — как только царь захватил Полоцк, этот наш «неплохой поэт» тут же прогнул спину перед царем, а когда мы вернули Полоцк, то убежал вместе с московитами в Москву. Сейчас — воспитатель у царских отпрысков. Не думаю, что этот прохиндей вернется, уж простите за такое грубое слово. Приспособленец, одним словом.