Борис Васильев - Вещий Олег

– Я не боюсь… – Она тихо засмеялась. – Только зачем нам меч? Ты заплатил за меня вено еще в начале зимы, когда подарил медвежонка. Знаешь, он все время спрашивает, где ты, Сигурд. Где?..

– Я здесь, – хрипло отозвался он, обнимая ее за плечи.

Шел дождь…

– Знаешь, у меня никогда не было женщин.

– А у меня – мужчин.

И они засмеялись.

– Если Перемысл или конунг узнают, они убьют меня на поединке.

– А меня привяжут к старой кляче, обнажат до пояса и будут водить по всей Старой Русе, избивая бичами.

И еще раз дружно и счастливо рассмеялись…

На рассвете выехали, но еще до полудня Неждана приказала дружинникам остановиться в лощине, отпустить подпруги и ждать ее возвращения. Далее они продолжили путь втроем, причем Первуша держался немного позади. Перевалили две густо заросшие орешником гряды, где порою приходилось вести коней в поводу, спустились к тихой речушке и остановились у огромного валуна, выпиравшего в речку уже подточенным водой крутым каменным лбом. Здесь спешились, привязали коней.

– Никого… – растерянно произнесла Неждана.

Бесшумно раздвинулись кусты орешника, и из них шагнул Ратимил. На сей раз он был чисто выбрит и одет в варяжскую кольчугу – короче славянской, с рукавами по локоть, в сапогах, с коротким мечом при бедре. В правой руке он нес боевой шлем – варяжский, без шишака, а шагнув, низко склонился перед Нежданой.

– Я здесь, госпожа.

– Отец! – радостно воскликнул Первуша.

Ратимил поднял руку, и сын тотчас же остановился и замолчал. А его отец, выпрямившись, уже смотрел в упор на Сигурда.

– Рада видеть тебя в полном здравии, Ратимил, – сказала Неждана. – Ты просил привезти Сигурда. Он перед тобой.

Ратимил продолжал внимательно вглядываться в молодого витязя, а потом вдруг молча преклонил колено, почтительно склонив седую голову.

– Здрав буди, сын моего вождя Трувора Белоголового. Он спас меня от рабства, дважды щитом и мечом уберег мою жизнь в битвах, погиб на моих глазах, и я поклялся самой великой клятвой люто отомстить его убийце.

– Ты – тот Тридцать шестой, который спасся в сражении, где пал мой отец?

– Никакого сражения не было, Сигурд. Я в числе тридцати шести воинов стоял в охране Вечевой площади Новгорода, когда туда прибыли князь Рюрик и дружина Ольбарда Синеуса. На моих глазах Рюрик оглушил кольчужной рукавицей твоего отца Трувора Белоголового и повелел отправить его, еще живого, под лед Волхова. Я – тот единственный, кто чудом бежал из выморочного Изборска, потому что меня вела моя великая клятва. И ты, сын подло убитого Рюриком моего вождя и трижды спасителя Трувора Белоголового, поможешь мне исполнить эту клятву, ибо я нашел ключ, который приведет меня к Рюрику.

Сигурд подавленно молчал. Он был в полном смятении, и сейчас в голове его обрывками проносились и туманные намеки конунга Олега, и смерть сестры и матери, так точно объясненная Нежданой, и собственная великая клятва, едва не стоившая ему правой руки. Он понимал, что бывший дружинник его отца говорит ему правду, и боялся этой правды. Гнал ее от себя, торопливо искал какие-то оправдания в пользу своего воспитателя князя Рюрика и ничего не находил. Ничего. Рюрик убил его отца, вот и вся правда.

– Честь – мое единственное богатство, – глухо сказал он. – Я дал Рюрику клятву, не вынуждай меня нарушать ее.

– В чем твоя клятва?

– Защищать княжича Игоря, пока жив.

– Мне не нужен княжич. У меня только один вопрос о твоем пути из зимовья Рюрика в Старую Русу. Ответ на него не может нарушить твоей клятвы.

– Спрашивай.

– Княжич жил у границы земли русов с няньками и мамками. Были в его охране варяги?

– Немного. Пути стерегли берсерки Рюрика.

– Моего возраста?

– Рюрик не доверял молодежи.

– Куда ты повелел им идти?

– На остров. Охранять княжича Игоря.

– Благодарю тебя, сын Трувора, – торжественно сказал Ратимил. – Я узнал то, что мне надо, и поклонился тебе, сыну моего вождя и спасителя. Теперь дело за мной.

Ставко распрощался с Кари около Старой Русы, объехал ее и лесными тропами добрался до Новгорода. Он не хотел более встречаться с Хальвардом: достаточно было того, что он исполнил данную ему клятву. Он служил своему конунгу, у него были свои обязанности и своя служба, и ставить ее в зависимость от хитросплетений могущественного боярина он не собирался. И поэтому, получив копейщиков, отправил их водным путем к волоку, а сам решил возвращаться лесами. Он хорошо знал их – как в Новгородской земле, так и в земле русов: когда-то он охотился и бортничал в этих местах еще с отцом, дерзко нарушая обычаи, законы и границы и выучившись бить куниц одной стрелой в горло, чтобы не портить мех. Но отца унесла лихорадка, а Ставко выпала удача показать свое уменье молодому Олегу: грехи были списаны, пораженный его редкостным даром бить в цель с одной стрелы, сын конунга русов взял его в личную охрану, и Ставко принес ему роту на личную верность со всей славянской искренностью. Раз – и на всю жизнь, и не помышлял об иной доле.