Борис Васильев: Вещий Олег

– Мы – купцы маленькие, на хозяина работаем. Послал о сделке договориться.

– Двоих? Без проводников? Пешком?

– Я же говорю, заплутались мы…

Хальвард и сам заплутался, поскольку из группы вышел тонкий стройный подросток и сейчас в упор разглядывал его. «Я их знаю, – вдруг почему-то со страхом подумал Хальвард. – Где-то видел. Где? Надо говорить, говорить, славяне доверчивы…»

– Здравствуй, боярин Хальвард, – девичьим голосом сказал подросток, но в голосе этом звучало злое торжество.

«Инегельда! – с опозданием сообразил Хальвард. – А это – Урмень. Но почему вместе? Почему здесь, в глуши?..»

– Молодец, – улыбнулся Урмень. – Я и глазам поверить не мог.

– На доброго ловца и зверь бежит, – усмехнулся Одинец.

– Я рад, что ты исполнил мое повеление, княжич Урмень, – вдруг привычным властным тоном произнес Хальвард. – Я не ошибся, поручив тебе найти убийцу Берсира. Я тайно иду к конунгу Олегу…

– Пришел уже, – с улыбкой промолвил Одинец, и все рассмеялись.

– Ты оскорбил моего отца князя Воислава, и я поклялся ему, что расквитаюсь с тобой, – сурово ответил Урмень. – Только в отличие от тебя я не убиваю безоружных. Меч боярину!

– Мой отец немолод, изранен в боях и устал! – гневно крикнул Безымянный. – Ты будешь биться со мной, лесной разбойник, если не хочешь, чтобы над тобою смеялись женщины!

– Я – женщина, мой княжич, – холодно улыбнулась Инегельда. – Ты покончишь с сыном, а я – с отцом, и мы одновременно исполним свои клятвы.

Хальвард и вправду очень уморился шагать целыми днями без дорог, считанные часы забываться в тяжелом сне и есть всухомятку. Он вяло отмахивался мечом, Инегельда быстро загнала его на обрыв ниже брода и удачным выпадом сбросила в воду, откуда Хальвард уже не вынырнул. Сын защищался яростно и умело, но и у него недостало сил долго сдерживать медвежий натиск Урменя. Почувствовав, что дыхание сорвано, а меч с каждым замахом делается все тяжелее, он открылся сам. И Урмень, оценив его мужество, ударил в сердце. Ватага бурно ликовала, а княжич, обняв жену, вздохнул:

– Я исполнил клятву, а радости во мне нет.

– Мне кажется, они искали смерти, мой княжич. – Инегельда тоже вздохнула. – Мы просто помогли им найти ее.

Конный разъезд новгородской стражи перехватил Ратимила на дороге. Он шел к Новгороду открыто, не таясь и не озираясь по сторонам. Шел уверенно, будто по своей земле, но стражники все же окликнули его, поскольку неизвестный им человек был вооружен.

– Эй, варяг! Стой!..

Ратимил остановился, равнодушно глядя на скачущих к нему всадников.

– Кто таков?

– Дружинник князя Господина Великого Новгорода Рюрика.

– Куда идешь?

– В Городище.

– Откуда?

– Издалека.

– Зачем?

– Иду доложить своему конунгу, а вашему князю Рюрику, что исполнил его повеление.

– Какое повеление?

Ратимил снял с плеча суму, открыл ее, сунул под нос старшему. Тому, кто задавал вопросы. Старший заглянул, сразу отпрянул. Поморщился:

– Вонища.

Голова Клеста была просолена, подкопчена и проветрена, но дух от нее шел весьма тяжелый.

– Это – Клест. Он предал моего конунга.

Новгородцы тихо совещались. Они получили приказ задерживать варягов Рюрика, идущих из города. Но этот шел в город, тащил вонючую голову, и препятствовать ему смысла вроде бы не имелось.

– Ну, ступай. Обрадуй князя Рюрика.

Ратимил равнодушно повесил суму на плечо, неторопливо зашагал по грязной дороге.

– Копченую голову несет… – Старший брезгливо передернул плечами.

– А по виду – чистый славянин, – заметил второй стражник.

– Славяне – они тоже разные. Может, этот убил кого и у варягов спрятался. Там сброду хватает. Вот если он оглянется…

Но Ратимил не оглянулся. Оглядывается тот, кто опасается, а коли опасается, так чего, собственно? Вот пусть палач и расспросит… И он продолжал идти тем же спокойным, размеренным шагом.

Остановила его стража варягов на подходе к убежищу Рюрика, но Ратимила это уже не беспокоило. У него был ключ, отпиравший двери конунга. И он сунул этот ключ страже под нос.

– Ну и вонь!..

– Вот и доложи конунгу, что унюхал.

Пока посланец отсутствовал, у Ратимила отобрали оружие. К этому он был готов, но то, что бдительная стража изъяла даже засапожный нож, его озадачило. Он затеял все это опасное дело с целью исполнить данную самому себе клятву, но во исполнение ее необходимо было пролить кровь. Иной способ лишить Рюрика жизни был недопустим: клятва превращалась в убийство.