Михаил Голденков - Северный пламень

— Зачем? — нахмурился Жиркович. — Он же еще хлопчик малый почти! Мы же не звери, как они. Даже не допросили…

Жиркович не договорил. Микола в истерике схватил его на грудки:

— Зачем, Рыгор, ты повел нас в этот чертов лес?

Слезы текли по щекам оршанского князя…

— Зачем, Рыгор?! Зачем этот почти хлопчик сюда пришел? Зачем мы потеряли всех этих ни в чем не повинных женщин и жидов! Что они-то сделали этим хлопчикам из далекой страны?

Жиркович не смотрел в глаза Миколы, ибо смотреть в эти разъяренные серые глаза, полные слез и ярости, смешанных с горем, было страшно. Рыгор опустил голову, ожидая мощной оплеухи. Ему было все равно. Он также считал, что заслужил сильного удара, и готов был подставить вторую щеку. «Виноват… Виноват только я один», — думал Жиркович, также готовый заплакать…

Загурский, пожалуй, единственным сохранял хладнокровие. Он молча бродил среди груд тел, словно выискивая что-то на земле.

— Это не калмыков работа, — качал он коротко стриженной головой, — или не одних их. Калмыки мелкими группами ходят, человек по двадцать-тридцать. А судя по следам тут человек не менее ста было и, похоже, с дюжину наши их положили…

Но картина боя, рисуемая опытным охотником, уже ничуть не интересовала Миколу Кмитича. Для него было главным и очевидным то, что его людей — около сорока женщин, дюжину еврейских торговцев и тринадцать солдат — убили… Калмыки ли, казаки ли, или же те и другие? Какая разница! Он, полковник армии Карла XII, не уберег тех, кого охранял! Не выполнил приказ и просьбу Левенгаупта. Уж лучше бы эти несчастные женщины остались там, в Пропойске!

Никто так и не смог понять и осознать, как же так все вышло, куда делся караул — их больше никто не видел, — куда делось около дюжины женщин, которых не нашли среди убитых. Скорее всего, увели в плен… Впрочем, в придорожных зарослях удалось отыскать еще одну вполне живую женщину. Это была латышка Ева. Но несчастная была так перепугана, что не могла ничего объяснить. Он не знала даже приблизительно, что случилось.

— Выстрелы, много выстрелов, крики, я бросилась бежать… — повторяла она, заикаясь от пережитого страха.

— Кто на вас напал?

На этот вопрос она также не могла ответить.

— Какие-то люди, — вот все, что вспомнила эта женщина, пережившая жуткую резню…

Экипаж пустой повозки, что первой встретилась на дороге, также вскоре нашелся. Два рижских торговца и три женщины бросились в лес, услышав позади крики и выстрелы… Но и они также ничего не смогли рассказать.

— Кто-то напал, но кто?..

Некоторых коней нападавшие увели, но многих и оставили. Все оружие и даже касса с деньгами в повозке Ивановского странным образом также остались на месте боя. Видимо, негодяи жутко спешили и не взяли все, что хотели или могли взять…

Погибших похоронили. Отслужили молебен по-иудейски, по-лютерански и по-православному… Гертруда оплакивала Анне. Несмотря на то, что эти две сильного характера женщины часто ссорились, на самом деле Гертруда любила Анне как младшую сестру.

Обоз двинулся дальше. Из двухсот двадцати человек, выехавших из Пропойска, осталось сто сорок пять — треть потерял обоз в загадочном лесном тумане. Число солдат сократилось до дюжины… Женщины были так напуганы, что многие не желали ехать дальше Шклова, говоря, что останутся там, пока «дикие московиты не покинут пределов Литвы».

Увы, Шклов встретил обоз уже не столь приветливо, как месяц назад.

— Пан Миколай! Что это? — Гертруда подошла и сжала рукой предплечье оршанского князя… Обоз остановился. Все с удивлением смотрели на остовы выжженных хат, ощущали свежий запах гари… Никто еще не знал, что сразу после ухода Левенгаупта из гостеприимного города сюда ворвались московиты, грабя крамы и склепы, забрасывая факелами крыши домов, поджигая сено и сараи… Сделанный главным образом из дерева, город сгорел, как костер на Купаловскую ночь. И теперь это некогда аккуратное уютное местечко, раскинувшееся на правом берегу синего Днепра под холмами, усеянными редким лесом, стояло черным обугленным кострищем. Шклов выгорел на две трети.

— Могилев, Чарея, моя Орша, теперь и Шклов… Сколько еще? Армии ушли, а война продолжается на нашей земле! За что нас так карает Бог? — говорил Микола, в ужасе глядя на руины Шклова. На его лице играли желваки, в глазах блестели слезы, он сжал эфес шпаги так, что на руке выступили жилы.

— Спокойнее, пан полковник, — Микола ощутил на своей руке теплую ладонь Гертруды, — поедем посмотрим, что там осталось. Мы хотели их помощи, но, может, это им нужна наша помощь?…