Михаил Голденков - Северный пламень

Микола Кмитич наблюдал за всем этим со стороны и искренне не завидовал Каролю Станиславу.

— Прав был мой отец, да и дядя Михал Казимир тоже, — говорил Микола. — Радзивиллы — это тяжкий крест!..

И вся эта цепь событий выстраивалась причудливой кривой судьбоносной дорожкой, словно заколдованной злыми ведьмами, ведущей к выбору очередного короля Речи Посполитой, короля, который никогда ранее не смог бы попасть на польско-литвинский престол, но которого ныне костлявая рука злого рока упорно толкала на авансцену, в освободившуюся пасть дракона, зовущегося троном Речи Посполитой.

Кажется, надоело полякам, что королями «Республики обоих народов» становятся люди русские: то литвины, то русины. Так мы выберем теперь побогаче француза и будем иметь его так и эдак! Примерно так рассуждала шляхта в Варшаве на выборах нового короля и великого князя в 1697 году, через год после смерти Яна. Основными кандидатами на престол оказались француз — Анри де Конти, никому не известный «известный полководец», и свой — Якуб Собесский. Кажется, что в Варшаве многие были настроены на избрание сына покойного. Вероятно, что эта королевская партия и победила бы, если бы не мать самого Якуба Мария Собесская-д’Аркьен. Эта маленькая тихая женщина с большими кроткими глазами, став королевой, достаточно быстро преобразилась, превратившись в истеричную стерву. Ее поведение трудно было предугадать. Вот и сейчас, не веря, что ее сына изберут на трон, она заперлась в королевском дворце и принялась собирать все ценности, чтобы ничего не оставить новым хозяевам. Королевская вдова даже влезла в казну, вопя, что все золото и серебро принадлежит Собесским, то есть ей.

— Матуля! Что ты делаешь?! — пытался Якуб образумить мать. — Я тут борюсь за корону, а ты меня порочишь! Ты же сама хотела, чтобы я был королем!

— Не ты должен быть королем, а твой брат Александр! — кричала женщина.

— Но Алесь же не выдвигал своей кандидатуры? — удивлялся Якуб. — Он же мой младший брат, мама!..

Но мать Якуба, похоже, потеряла всякую логику и смысл происходящего. Она уже превратилась в звено той самой роковой цепочки… В результате странного поведения «любимой всеми Марыси» королевская партия стала терять какое-либо доброе расположение к королеве и к ее сыну. После очередных истерик и битья придворных фрейлин возмущенные шляхтичи настойчиво попросили Марию освободить дворец. С руганью и проклятьями королева подчинилась, подчинилась, наверное, только потому, что спешила увезти все упакованные драгоценные вещи. Для этого багажа не хватило телег, а в те, что нашлись, все набранное женщиной добро все равно не влезало… А тут Марысенька всех окончательно доконала тем, что собралась погрузить и вывезти гроб с телом мужа.

— Тело короля останется во дворце и будет захоронено, как положено! — с угрозой надвигались на маленькую женщину шляхтичи.

— Это мой протест против того, что меня выдворяют! — всхлипывая, кричала Мария. — Еесли в этом дворце не уважают меня, то не уважают и моего покойного супруга! Я похороню его в семейной усыпальнице, вот так!

— Никуда вы его не увезете! — грозно отвечал королеве примас Михал Радзейовский…

Люди с ужасом смотрели на великосветскую вдову.

— Да она сошла с ума, — шептались все вокруг. Расположение королевского двора к Марысеньке враз пропало… Кароль Станислав, до сего момента поддерживающий как раз Якуба (кого считал пусть и дураком, но все-таки своим родным дураком, в отличие от француза), был возмущен идиотскими выходками своей тетушки настолько, что перешел в стан французской партии и подписывался полностью под решением специальной комиссии, чтобы королева покинула не только дворец, но и саму столицу. Этому, впрочем, препятствовал примас Михал Радзейовский… Тем не менее, тело почившего Яна Собесского решено было охранять от возможных дальнейших попыток сумасшедшей д’Аркьен вывезти гроб. В этой «почетной» охране оказался и Кароль Станислав, но вскоре вся эта грязная возня ему настолько опротивела, что Несвижский князь покинул Варшаву. Этот отъезд дорого стоил Великому Княжеству Литовскому. На проходившем в эти же августовские дни 1696 года сейме польские шляхтичи, пользуясь моментом, что нет никого из авторитетных представителей Литвы, отменили закон, по которому государственным языком Великого Княжества Литовского, Русского и Жмайтского являлся литовско-русинский язык, родной язык литвинов, на котором был писан Статут ВКЛ — первый свод законов литвинской державы, а также издавали книги Франциск Скорина, Сымон Будный, Ян Федорович…