Октавиан Стампас - Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

— То, что я потребовал от него, требуется и от тебя, — проговорил дервиш.

— Что мне надо делать? — спросил я, так же покорно склонившись над ним.

— Терпи. Смотри, — велел дервиш. — А третье — особая привилегия ученика: отгоняй мух.

Как раз мне попалось под руку тростниковое опахало, и я притаился сбоку, стараясь не мешать дервишу даже своим дыханием.

Минул час, потом другой, а дервиш и молодой кочевник продолжали смотреть друг на друга, почти не мигая. Коротая время, я с радостью дожидался появления мухи на лице дервиша и с некоторой опаской следил за гладким лицом юноши, которое постепенно покрывалось каплями пота. Наконец мне показалось, что все мухи перебрались на его сторону, и я, чтобы не тянуться через весь ковер, сам осторожно переместился от старика к своему ровеснику, которого посчитал таковым, раз уж нас обоих дервиш называл юношами.

Сабля кочевника оказалась рядом со мной, и я наконец догадался, что больного ввели в шатер безоружным, а дервиш повелел вернуть ему этот второй из главных признаков мужского достоинства.

Потом я потерял счет времени, и мне представилось, что уже близок вечер, раз эфир в шатре сделался как бы красноватым, пронизанным лучами заката. Полог шатра был плотно прикрыт, и мне не пришло в голову поднять взгляд и определить время дня по свету в отверстии на вершине жилища.

Мухи куда-то пропали. Мне сделалось скучно, и невольно вперившись в неподвижные глаза старика-дервиша, я почувствовал, что меня начинает непреодолимо клонить ко сну.

Вдруг что-то изменилось, будто погас светильник. Но темнее не стало. Юноша рядом со мной пошевелился и глухим голосом произнес несколько слов. Дервиш кратко ответил ему, и кочевник потянулся навстречу ему через ковер. В следующее мгновение дервиш размахнулся и закатил воину оглушительную оплеуху. Я отшатнулся от смертельного свиста, раздавшегося у моих ног. Так сабля вырвалась из своего кожаного доспеха и сверкнула над головой старика.

Весь шатер вздрогнул, и в него ворвались двое воинов с обнаженными клинками. Дервиш поднял руку, и все замерли, как вкопанные. Сам юноша как будто окаменел, держа саблю в поднятой руке. Я обнаружил, что и сам стою в весьма воинственной позе, решительно размахнувшись своей тростниковой секирой. Так минуло еще одно мгновение, поглотив долгие часы неподвижности.

Дервиш произнес несколько слов. Отблеск света затрепетал на клинке юноши. Он стал смеяться. Потом гортанно засмеялись ворвавшиеся в палатку воины. Острыми концами сабель они показывали на меня. Я повертел я руках опахало и тоже, не сдержавшись, захохотал. Смех оборвался, когда полог пропустил в шатер самого бея. Быстрым взглядом бей обвел все содержимое жилища и, произнеся одно короткое слово, вышел. За ним следом стремительно покинули шатер его воины, захватив с собою больного юношу. Мы вновь остались вдвоем с дервишем. Он посмотрел на меня, потом — на опахало и, усмехнувшись, сказал:

— Теперь я могу поверить, что в крепости тебе удалось уложить одним ударом четырех непобедимых ассасинов.

Он провел обеими руками по лицу и наконец рассмеялся сам, пятым и последним по счету.

— Он мог зарубить тебя, Учитель? — спросил я, радостно ожидая отрицательного ответа.

— Разумеется, мог, — всплеснул руками дервиш. — Чуть не зарубил. Так за что джибавии и берут деньги, когда исцеляют безумие? За страх.

— Что же произошло, владыка душ? — задал я новый вопрос. — Я ничего не понял.

— Ты стал свидетелем довольно простого случая, — стал объяснять дервиш. — По-видимому, одну из девушек, которую он возжелал, отдали другому… Состав же лекарства против этого древнего недуга заключается во взгляде и слове. — Уже пропустив начало сумерек, юноша спросил, долго ли еще продлится лечение. Я же спросил его, видит ли он, что я сижу в шатре. Он подтвердил, что видит. Тогда я спросил его, видел ли он меня когда-нибудь раньше. Он ответил, что никогда в жизни меня не видел. Тогда я попросил его приглядеться поближе. Тому, что произошло дальше, ты можешь быть честным свидетелем на любом, самом строгом суде.

— Однако вся сила противоядия заключалась, по-видимому, в последних словах… когда оружие было обнажено, — осмелился прибавить я.

— Верно, сокол поднебесья, — кивнул дервиш. — Ты становишься приметливым. Я сказал ему, раз он видит меня теперь, но никогда не видел раньше, то откуда он может знать, что его ударил именно я.

— И это все?! — Такой тонкий оборот может быть понятен простому воину, необразованному кочевнику?