Гилберт Честертон - Бэзил Хоу. Наши перспективы (сборник)

– Привет, – проговорил он, переводя взгляд с одного на другого. – Бертрам, д’Авигдор, мое почтение. Что за кислые мины? Вы говорили о политике или богословии? А может, сразу и о том и о сем?

– Все значительно серьезней, Бентли, – мрачно ответил д’Авигдор.

– Послушай, Бентли! – воскликнул Бертрам, вскочив на ноги. – Слава богу, я встретил приличного человека в этом проклятом осином гнезде. Будешь моим секундантом.

– Твоим секундантом? – с откровенным презрением переспросил тот. – С кем ты собираешься драться?

Д’Авигдор с достоинством поклонился:

– Я получил вызов от лейтенанта Бертрама и не могу мечтать о лучшем арбитре, чем ты.

Бентли снова перевел взгляд с одного на другого.

– Так теперь шутят? – спросил он. – Или, может быть, я имею честь быть объектом ритуала, которому Церковь посвятила день первого апреля?

Д’Авигдор рассмеялся, но тень не сходила с его лица.

– Чем быстрее мы с этим покончим, тем лучше, – сказал он. – Мне все это нравится не больше, чем тебе. Бертрам оскорбил меня, и я оставил его слова без ответа. Тогда он распустил руки, и, видит Бог, я буду с ним драться. Вот и все, что произошло.

– Но мне казалось, – неуверенно произнес Бентли с видом недоверчивого историка, – что разрешение споров посредством поединка давно исключено из законодательства.

– Я буду драться, – отрезал Бертрам. – Тут не о чем больше говорить. Этот презренный негодяй увел жену у своего друга. И я убью его или погибну сам, – закричал он, не помня себя, одержимый то ли демоном, то ли ангелом ярости.

Д’Авигдор оставался невозмутим и, с достоинством повернувшись к Бентли, повторил:

– Мы должны драться.

Бентли коротко рассмеялся.

– Глупости, – сказал он. – Сядьте рядом, как добрые друзья, или ведите себя, как подобает честным людям, разумным поборникам закона, запрещающего беспорядки и убийства. Хороши вы будете, когда вернетесь домой и скажете Честертону с Соломоном: “Знаете, на днях я встретил одного из Спорщиков и убил его. Не избрать ли нам нового?” Никакие кровожадные суеверия не заставят меня забыть о нашей старой дружбе. Вы тоже не должны о ней забывать.

Д’Авигдор застыл, уставившись в огонь. Кровь прилила к его лицу, казалось, он только что принял какое-то решение. Однако Бертрам твердо возразил посреднику, ибо он принадлежал к тем прямодушным людям, которые доводят все начатое до конца:

– Я буду драться и спасу Веру из лап этого дьявола во плоти. Сопутствуй мне, Бентли, и я буду благодарен тебе. Покинь меня – и я буду драться без тебя. Но уехать отсюда, не пустив пулю в этого мерзавца… так же невозможно, как научиться летать.

Бентли нахмурился и медленно проговорил:

– Я не люблю крови, и мне противно участвовать в дурацких играх с огнем. Но, полагаю, уж если вы решились, то лучше с вами будет хотя бы один здравомыслящий человек. Я согласен.

– Так, в четыре, – спокойно сказал Бертрам.

Д’Авигдор кивнул, после чего Бертрам с секундантом двинулись к выходу, оставив его в задумчивости вглядываться в огонь.

В означенный час на широком и пустынном поле в нескольких милях от города сошлись четыре человека. Лейтенант д’Авигдор, бледный и величественный, прибыл в сопровождении сомнительного вида итальянского офицера; вскоре показались Бертрам и Бентли: первый – мрачно-раздраженный, а второй был язвителен и встревожен.

– Что ж, сэр, – обратился итальянец к Бентли, – если полюбовного соглашения достигнуто быть не может…

Бентли склонился к уху своего доверителя:

– Если тебе не по душе быть убийцей, – еле слышно проговорил он, – сейчас самое время сказать об этом.

– Я буду драться, – упрямо ответит Бертрам.

Подобное предложение было сделано и д’Авигдору, но он ответил спокойным отказом, и секунданты начали отмерять расстояние. Бертрам взял пистолет и встал лицом к своему врагу. Наверняка он знал, что у него нет ни единого шанса: д’Авигдору, прекрасному стрелку и дуэлянту, не составит никакого труда с ним разделаться. Бентли с белым платком в руках попросил противников подтвердить готовность.

Бертрам увидел мелькнувший платок, не глядя выстрелил и чуть попятился назад, ослепленный вспышкой и дымом. Над упавшим д’Авигдором склонились секунданты. Тогда Бертрам издал жуткий крик, словно человек, стряхнувший долгое забытье, и бросился к нему. Д’Авигдор приподнялся, опираясь на локоть, на его бледном и красивом лице играла улыбка:

– Наверное, я заслужил это, Бертрам, – сказал он с искренним чувством, протягивая противнику ослабевшую руку, – вот и получил по заслугам, – закончил он, опускаясь на землю.