Карел Чапек - Война с саламандрами (сборник)

– Побыстрее, – проворчал шофер. – А если у меня тормоза не в порядке?

И уехал.

Оставшийся полицейский вынул из кармана блокнот и говорит:

– Сообщите мне свои имена, господа. Это только для свидетельских показаний.

И записал нас одного за другим. Копался он страшно, видно, у него пальцы окоченели, и мы тоже замерзли как проклятые. Когда я вернулся в свою комнату, было двадцать пять минут двенадцатого. Стало быть, все происшествие длилось десять минут.

Я знаю, вы скажете, что во всем этом нет ничего особенного. Но послушайте, пан Тауссиг, в такой тихой улице, как наша, это – великое событие. Соседние улицы греются в лучах нашей славы, ибо могут сказать: «Это случилось здесь, за углом». Жители улиц, которые подальше от нас, прикидываются равнодушными, но это, если хотите знать, только по злобе и от зависти – ведь происшествие было не у них. А живущие еще дальше отмахиваются, говоря: «Кажется, там кого-то пристукнули, да черт его знает, так это или нет». Но это – лишь черная зависть.

Представляете себе, как на другой день все жители нашей улицы накинулись на вечерние газеты? Во-первых, нам хотелось узнать что-нибудь новое о нашем убийстве. Во-вторых, все предвкушали удовольствие читать о происшествии на своей улице. Ведь известно, что люди всего охотнее читают в газетах о том, что они видели, как говорится, собственными глазами. Предположим, на Уезде свалилась лошадь, в результате чего движение было нарушено на десять минут. Если об этом не написано, очевидец сердится и швыряет газету на стол: дескать, там и читать-то нечего. Его почти оскорбляет, что эти журналисты не увидели ничего важного в происшествии, в котором он принял самое непосредственное участие. Я думаю, что отдел происшествий существует специально для таких очевидцев, чтобы они от обиды не перестали покупать газеты.

Мы были просто оскорблены, когда ни в одной из газет не нашли ни слова об убийстве. «Черт возьми, – ворчали мы, – расписывают тут всякие политические события, разные аферы и сообщают даже о том, что трамвай наскочил на ручную тележку, а о нашем убийстве – ни слова. До чего продажны эти газеты!»

Потом филателисту пришло в голову, что, наверное, полиция попросила газеты до окончания расследования не писать об убийстве. Это нас и успокоило, и еще больше взволновало. Мы гордились, что живем на такой улице и, несомненно, будем вызваны свидетелями по этому таинственному делу. Но и на второй день в газетах не было ничего об убийстве и никто из полиции не приходил произвести следствие, а самое удивительное – никто не явился к хозяйке убитого, чтобы осмотреть или опечатать его комнату.

Это уже задело за живое. Музыкант сказал, что, может, полиция хочет замять дело – бог весть, кто в нем замешан.

Когда и на третий день газеты молчали об убийстве, вся улица начала возмущаться и твердить, что мы этого так не оставим, что в конце концов убитый был наш сосед и мы добьемся того, что все эти махинации будут разоблачены. Нашу улицу и без того явно третируют – у нас и мостовая никуда не годится, и освещение скверное, а небось живи здесь какой-нибудь парламентарий или газетчик, было бы совсем другое дело. Этакая порядочная улица, а за нее некому заступиться.

Короче говоря, возникло стихийное недовольство, и соседи обратились ко мне – как к пожилому, солидному человеку – и попросили пойти в участок и рассказать полицейскому комиссару о безобразном отношении к убийству.

Вот я и пошел к комиссару Бартошеку, которого немного знал. Это такой мрачный человек. Говорят, он все еще страдает из-за какой-то несчастной любви. Будто бы только с горя он и пошел служить в полицию.

– Пан комиссар, – говорю ему, – я пришел спросить у вас, как обстоит дело с убийством на Круцембурской улице? Нас удивляет, что это дело так упорно замалчивают.

– Какое убийство? – спрашивает комиссар. – Там не было никакого убийства. Я точно знаю, ведь это наш район.

– Ну как же, а этот самый русский, Коваленко или Копытенко, которого застрелили на улице? – напоминаю я. – Там было двое полицейских, и один записал свидетелей, а другой отвез убитого в «Скорую помощь».

– Это невозможно, – объявил комиссар. – У нас никакого убийства не зарегистрировано. Наверное, это ошибка.

– Ах, пан комиссар, – говорю я, начиная сердиться, – очевидцами этого происшествия были по меньшей мере пятьдесят человек, и все могут подтвердить. Мы лояльные граждане, пан комиссар, и если надо держать язык за зубами, вы нам так и скажите. Но игнорировать убийство просто так, за здорово живешь – это никуда не годится. Мы напишем в газеты.