Карел Чапек - Война с саламандрами (сборник)

Я уже сказал, что у этой женщины низкий духовный уровень, но он обусловлен не примитивностью, а дисгармоничностью ее натуры, весь почерк проникнут притворством, он как бы старается быть красивее, чем на самом деле, но только в мелочах. Особа, чей почерк мы исследуем, в мелочах заботится о порядочности, старательно ставит точки над «и», а в больших делах она неряшлива, безответственна, аморальна – полная распущенность. Особенно обращают на себя внимание черточки над буквами. Почерк имеет обычный наклон вправо, а черточки она ставит в обратном направлении, что производит странное впечатление – точно удар ножом в спину… Это говорит о вероломстве, коварстве. Фигурально выражаясь, эта женщина способна нанести удар в спину. Но она не сделает этого из-за лени… и потому, что у нее слишком вялое воображение. Полагаю, что этой характеристики достаточно. Есть еще у кого-нибудь образец почерка поинтереснее?

Рубнер пришел домой мрачный, как туча.

– Наконец-то! – сказала жена. – Ты уже ужинал где-нибудь?

Рубнер сурово взглянул на нее.

– Опять начинаешь? – угрожающе проворчал он.

Жена удивленно подняла брови:

– Что начинаю, скажи пожалуйста? Я только спросила, будешь ли ты ужинать.

– Ага, ну конечно! – с отвращением сказал Рубнер. – Только и можешь говорить, что о жратве. Вот она, низменность интересов! Как это унизительно – вечно пустые разговоры, грубая чувственность и скука… – Он вздохнул, безнадежно махнув рукой. – Я знаю, вот так мужчина становится тряпкой!..

Жена положила шитье на колени и внимательно посмотрела на него.

– Франци, – сказала она озабоченно, – у тебя неприятности?

– Ага! – язвительно воскликнул супруг. – Проявляешь заботу обо мне, не так ли? Не воображай, что ты меня проведешь! Не-ет, голубушка, в один прекрасный день у человека раскрываются глаза, и он видит всю лживость, видит, что женщина вцепилась в него единственно ради материального благополучия… ради низкой чувственности! Бр-р-р, – содрогнулся он, – какая гнусность!

Жена Рубнера покачала головой, хотела что-то сказать, но лишь сжала губы и стала шить быстрее. Воцарилось молчание.

– Поглядеть только кругом! – прошипел через минуту Рубнер, мрачно оглядываясь по сторонам. – Неряшливость, беспорядок… Ну конечно, в мелочах она сохраняет видимость порядка и благопристойности. Но в серьезных вещах… Что это тут за тряпка?!

– Чиню твою рубашку, – с трудом произнесла жена.

– Чинишь рубашку? – саркастически усмехнулся Рубнер. – Ну конечно, она чинит рубашку, и весь мир должен знать об этом! Полдня будет говорить о том, что она чинит рубашку! Сколько разговоров и саморекламы. И ты думаешь, что можешь командовать мною? Пора положить этому конец!

– Франци! – изумленно воскликнула жена. – Я обидела тебя чем-нибудь?

– Откуда я знаю, – накинулся на нее Рубнер. – Я не знаю, что ты натворила, о чем думаешь и что замышляешь. Вообще мне ничего о тебе не известно, потому что ты чертовски ловко все скрываешь. Я даже не знаю, каково твое прошлое!

– Позволь! – вспыхнула пани Рубнерова. – Это уже переходит всякие границы! Если ты скажешь еще хоть… – Усилием воли она сдержалась. – Милый, – сказала она в испуге, – да что с тобой случилось?

– Ага! – восторжествовал Рубнер. – Вот оно! Чего ты так испугалась? Ясно, боишься разоблачения, которое грозит твоему мещанскому благополучию? Не так ли? Знаю, знаю! Ты ведь, при всей твоей лени, не упустишь случая завести интрижку, а?

Жена просто окаменела от обиды.

– Франци, – произнесла она, глотая слезы. – Если ты имеешь что-то против меня, скажи лучше прямо. Умоляю!

– О, ровно ничего! – провозгласил Рубнер с уничтожающей иронией. – В чем я мог бы тебя упрекнуть? Это ведь совершенные пустяки, если жена распущенна, аморальна, лжива, непорядочна, вульгарна, ленива, расточительна и ужасающе чувственна… Да к тому же с таким низким духовным уровнем, что…

Жена всхлипнула и встала, уронив шитье на пол.

– Прекрати! – с презрением крикнул Рубнер. – Самая подлая тирания – это тирания слез!

Но жена уже не слышала этого: сдерживая рыдания, она убежала в спальню.

Рубнер трагически расхохотался и сунул голову в дверь.

– Всадить человеку нож в спину – ты вполне способна, – воскликнул он. – Но и для этого ты слишком ленива!

На следующий день Рубнер зашел в свой излюбленный ресторанчик.

– Как раз читаю вашу газету, – приветствовал его пан Плечка, глядя через очки. – Расхваливают графолога Енсена. В самом деле, это крупный успех, а, господин журналист?