Стефан Цвейг - Двадцать четыре часа из жизни женщины (сборник)

– Но… но я…

– Вы согласны мне помочь или нет?

– Но я не знаю никакой особы! Я не понимаю, о ком вы говорите. Я никогда не имел никакого отношения к вымогательницам! – Он был почти груб.

– Так… вы ее не знаете. Она, значит, все это сочинила. А между тем она знает ваше имя, знает, где я живу. Быть может, неправда и то, что она меня шантажирует. Быть может, все это мне снится.

Она громко рассмеялась. Ему стало не по себе. У него мелькнула мысль: не сошла ли она с ума – так сверкали ее глаза. Она была сама не своя, говорила бессмысленные слова. Он испуганно оглянулся.

– Прошу вас, сударыня, успокойтесь… Уверяю вас, вы ошибаетесь. Это совершенно невозможно. Должно быть… нет, я сам ничего не понимаю. С такого рода женщинами я не знаком. Те две связи, которые у меня были за время моего, как вам известно, краткого пребывания здесь, не такого порядка… я не хочу называть имен… но это так смешно… уверяю вас, это какое-то недоразумение…

– Так, значит, вы не хотите мне помочь?

– Разумеется… если я могу.

– Тогда… идемте. Мы вместе пойдем к ней.

– К кому… К кому идти?

Она схватила его за руку, и он опять с ужасом подумал, что она сошла с ума.

– К ней… Пойдете вы или нет?

– Но разумеется… разумеется. – Его подозрение окрепло, когда он увидел, с какой жадностью она его торопит. – Разумеется… разумеется.

– Так идемте же… Речь идет о жизни или смерти.

Он сдерживался, чтобы не улыбнуться. Вдруг он принял официальный тон.

– Извините, сударыня… Но в настоящую минуту я лишен возможности… У меня сейчас урок музыки… Я не могу прервать…

– Так, так… – громко рассмеялась она ему в лицо, – так вы даете уроки музыки… В сорочке… Лжец! – И вдруг, охваченная какой-то мыслью, она бросилась вперед. Он старался удержать ее. – Так эта шантажистка у вас, здесь? Вы, чего доброго, с нею заодно… Вы, может быть, делитесь тем, что вымогали у меня? Но я ее поймаю! Мне теперь ничего не страшно.

Она громко кричала. Он держал ее крепко, но она боролась, вырвалась и бросилась к дверям спальни.

Какая-то фигура, очевидно, подслушивавшая разговор, отскочила от двери. Ирена изумленно смотрела на незнакомую даму в несколько небрежном туалете, поспешно отвернувшую лицо. Ее возлюбленный бросился за нею следом, чтобы задержать и предотвратить несчастье, потому что считал ее безумной, но она сама тотчас же вышла из комнаты.

– Простите, – пробормотала она. В голове у нее все смешалось. Она больше ничего не понимала, она чувствовала только отвращение, бесконечное отвращение.

– Простите, – повторила она, видя, что он провожает ее встревоженным взглядом. – Завтра… Завтра вы все поймете… то есть… я сама ничего больше не понимаю.

Она говорила с ним как с чужим. Ничто не напоминало ей о том, что она когда-то принадлежала этому человеку, она почти не ощущала своего собственного тела. Теперь все еще больше перепуталось; она знала только, что где-то здесь кроется ложь. Но она была слишком утомлена, чтобы думать, слишком утомлена, чтобы смотреть. С закрытыми глазами шла она по лестнице, как приговоренный на эшафот.

Когда она вышла, на улице было темно. Быть может – мелькнула у нее мысль, – та поджидает ее напротив; быть может, в последнюю минуту придет спасение… Ей хотелось сложить руки и молиться какому-то забытому богу. О, если бы можно было купить еще хоть несколько месяцев, до лета, и пожить мирно, вдали от вымогательницы, посреди полей и лугов, одно только лето. Она жадно всматривалась в темноту улицы. Ей показалось, что в воротах кто-то сторожит, но, когда она подошла ближе, фигура отошла в тень. Одно мгновение ей почудилось, что этот человек похож на ее мужа. Она уже второй раз пугалась сегодня, думая, что узнает его и его взгляд на улице. Она остановилась, чтобы убедиться, он это или нет, но фигура скрылась в темноте. Она тревожно двинулась дальше, со странно напряженным ощущением, в забытьи, словно от обжигавшего сзади взгляда. Она оглянулась еще раз. Но никого больше не было видно.

Аптека была поблизости. Она вошла с легкой дрожью. Аптекарь взял рецепт и принялся за приготовление. В эту короткую минуту она увидела все: блестящие весы, хорошенькие гирьки, маленькие этикетки, а наверху в шкапах строй эссенций с непонятными латинскими названиями, которые она бессознательно принялась читать подряд. Она слышала, как тикают часы, вдыхала своеобразный запах, жирно-сладкий запах лекарств, и припомнила вдруг, как в детстве она всегда просила у матери позволения пойти в аптеку за лекарством, потому что ей нравился этот запах и странный вид множества блестящих тиглей. И вдруг она с ужасом подумала, что забыла проститься с матерью, и ей стало мучительно жаль бедную женщину. «Как бы она испугалась», – думала Ирена с содроганием, но аптекарь уже отсчитывал из пузатого сосуда светлые капли в синюю склянку. Она наблюдала неподвижно, как смерть переходит из большого сосуда в маленький, откуда скоро перельется в ее жилы, и по телу ее пробегал озноб. Бессмысленно, как под гипнозом, смотрела она на его пальцы, втыкавшие теперь пробку в наполненную склянку, а теперь оклеивавшие опасное отверстие бумагой. Все ее чувства были скованы и разбиты этой жуткой мыслью.