Оноре де'Бальзак - Сочинения

– Ваша фамилия, сударь?

Калист понял, что должен предоставить Беатрисе свободу принять или не принять его; он стал осматривать сад и стены, покрытые черными и желтыми линиями, которые производят дожди на штукатурке парижских домов.

Мадам Рошефильд, как почти все знатные дамы, порвав с мужем, ушла от него, оставив ему все свое состояние. Она не хотела обращаться за помощью к своему тирану.

Конти и Камиль не давали ей заметить скудость ее материального обеспечения, к тому же ее мать тоже не помогала ей. Оставшись одна, Беатриса должна была прибегнуть к экономии, довольно тяжелой для женщины, привыкшей к роскоши. Она поселилась на возвышенном холме, где расстилается парк Монсо, в небольшом старинном домике одного вельможи. Дом выходил на улицу, но перед ним был небольшой садик; платила она не свыше тысячи восьмисот франков.

Служил ей старый слуга, горничная и кухарка из Алансона, привязавшаяся к ней в ее невзгодах. Бедность Беатрисы составила бы богатство многих честолюбивых буржуа. Калист поднялся по каменным шлифованным ступенькам лестницы с площадками, уставленными цветами. В первом этаже его встретил старый лакей и проводил в комнату с двойной дверью, обитой красным бархатом, с ромбами красного шелка и золотыми гвоздочками. Шелк и бархат покрывали комнаты, по которым проходил Калист. Ковры самых строгих рисунков, драпри на окнах и гарниры на дверях, все внутри противоречью наружности дома, о котором так мало заботился владелец его. Калист ожидал Беатрису в гостиной строгого стиля, роскошь которой заключалась в простоте. Комната эта, обитая гранатовым бархатом, оживлялась бледно-желтыми шелковыми драпировками и темно-красным ковром. Окна имели вид оранжерей, так много было цветов в жардиньерках. Свет почти не проникал в эту комнату, и Калист едва заметил на камине две старых красивых вазы. Между ними блестел серебряный кубок Бенвенуто Челлини, приобретенный Беатрисой в Италии. Золоченая мебель, обитая бархатом, великолепные кронштейны, на одном из которых стояли очень интересные часы, и стол с персидской скатертью, все доказывало прежнее богатство, остатки которого так искусно были разложены здесь. На одном из кресел Калист увидел книгу, в которой блестела вся украшенная драгоценностями ручка кинжала, – символ критики. На стене в красивых рамках висело десять акварелей; на них были изображены спальни разных жилищ, куда забрасывала Беатрису ее кочующая жизнь. Откровенность изображения доходила до невероятия. Шелестя шелковым платьем, вошла страдалица; туалет ее был вполне изучен, и опытный человек понял бы, конечно, что его ожидали. Платье, сшитое, как капот, позволяло ей показать часть белой груди, было из бледно серого муара, с длинными откидными рукавами, обшитыми кружевом, из-под которых виднелись руки в других узких рукавах с двойными буфами, разделенными прошивкой и с кружевом на конце. Чудные волосы, подобранные гребенкой, выбивались из-под чепчика, сделанного из кружев и цветов.

– Уже?.. – сказала она, улыбаясь. – Точнее не мог бы быть даже и влюбленный человек. Вы пришли, конечно, сообщить мне какой-нибудь секрет?

Она опустилась на козетку, приглашая знаком Калиста сесть рядом. Случайно или, может быть, нарочно (ведь женщины обладают двойной памятью ангела и демона) Беатриса надушилась теми духами, которые употребляла в Туше при знакомстве с Калистом. Этот запах, прикосновения к ее платью, взгляд ее глаз в этой полутемной комнате – все кружило голову Калисту. Его охватывал опять тот порыв, от которого чуть не погибла Беатриса. На этот раз, впрочем, маркиза была на козетке, а не на берегу океана.

Она встала, позвонила, приложила палец к губам. Знак этот заставил Калиста прийти в себя. Он понял, что у нее не было никаких воинственных намерений.

– Антон, меня нет дома, – сказала она старому слуге, – прибавьте дров в камин.

– Видите, Калист, я приняла вас, как друга, – проговорила она с достоинством, когда вышел слуга. – Не смотрите же на меня, как на любовницу. Выслушай мои два замечания: во-первых, я никогда не стану безрассудно противиться любимому человеку, во-вторых, я больше никому не хочу принадлежать; я была уверена, что меня любит своего рода Риччио, человек вполне свободный, не связанный никакими обязательствами, и видите, к чему привело меня это фатальное увлечение? Вами же должно руководить чувство самого святого долга. У вас молодая прелестная жена, и вы – отец. Для меня, так же, как и для вас, не было бы никакого оправдания, мы оба были бы сумасшедшими…