Оноре де'Бальзак - Сочинения

– Один ты никогда не говоришь про Туш, ты боишься его?

– Я была поймана, как все женщины, идущие на это и ожидающие потом случая, чтобы распутать Гордиев узел своей нерешительности.

Мы пошли в Туш.

Восхитительно, все артистически прекрасно! Мне нравится эта пропасть, куда так строго запрещала мне спускаться мадемуазель де Туш. Все ядовитые цветы восхитительны; сеял их, конечно, сатана, так как есть ведь цветы диавола и цветы Бога, и надо только углубиться в себя, и мы поймем, что свет творили они пополам. Сколько острого наслаждения в этой местности, где я играла уже не огнем, а только пеплом. Мне надо было узнать, все ли погасло в Калисте, и я следила за ним до мелочей. Я всматривалась в его лицо, проходя из комнаты в комнату, от одной мебели к другой, напоминая собою ребенка, ищущего спрятанную вещь. Калист был задумчив, и я мечтала уже, что победила его. Чувствуя себя вполне уверенной и сильной, я заговорила о маркизе Рошефильд, которую после происшествия с ней на скале в Круазиге зову Рошеперфид.

Наконец, мы отправились к знаменитому буку, удержавшему Беатрису, когда Калист, не желая, чтобы она досталась кому бы то ни было, бросил ее в море.

– Она должна была быть очень легка, чтобы удержаться здесь, – сказала я, смеясь.

Калист промолчал.

– Надо уважать мертвых, – продолжала я.

Калист все молчал.

– Ты сердишься на меня?

– Нет, но перестань гальванизировать эту страсть, – отвечал он.

Какое слово!.. Заметив мою грусть, Калист удвоил свое нежное внимание ко мне.»

Август.

«Увы! Я была на дне пропасти и беззаботно рвала там цветы, как бедные невинные женщины всех мелодрам. И вдруг ужасная мысль омрачила мое счастье. Я угадала, что любовь Калиста ко мне усиливается от этих воспоминаний. Может быть, он переносил на меня свою страсть к Беатрисе, которую я ему напоминала. И такая натура, зловредная и холодная, настойчивая и слабая, напоминающая собою и моллюск и коралл, смеет носить имя «Беатрисы». Видите, дорогая мама, я начинаю уже подозревать, хотя сердце мое еще полно Калистом. Не катастрофа ли это, когда наблюдательность одерживает верх над чувством, когда подозрения оказываются справедливыми?

Раз утром я сказала Калисту:

– Место это дорого мне, потому что я обязана ему моим счастьем; потому я извиняю и тебя, если ты иногда видишь во мне другую.

Честный бретонец покраснел. Я бросилась к нему на шею, но покинула Туш и никогда не вернусь туда. Ненависть, заставляющая меня желать смерти маркизе Рошефильд (конечно, от какой-нибудь грудной болезни или от несчастного случая), дала мне возможность узнать всю глубину моей любви к Калисту. Женщина эта испортила мой сон; она снится мне; неужели я когда-нибудь должна встретить ее? Ах, как права была монахиня из монастыря Визитации: Туш на самом деле роковое место – все прежние впечатления воскресли в Калисте, и они сильнее нашей любви. Узнайте, мама, в Париже ли маркиза Рошефильд, тогда я остаюсь в Бретани. Бедная мадемуазель де Туш, как раскаивается она теперь! Рассчитывая на полный успех, она одела меня Беатрисой в день свадьбы. Если бы она могла знать, до какой степени меня принимают за нашу гнусную соперницу, что сказала бы она? Но это проституция!.. Я делаюсь не я; мне совестно!.. Как страстно стремлюсь я теперь оставить Геранду и пески Круазига!»

23 Августа.

«Решительно я возвращаюсь к руинам дю Геник. Волнение мое тревожит Калиста. Или он мало знает свет, если ни о чем не догадывается, а если знает причину моего бегства, то он положительно не любит меня. Я так боюсь увидеть ужасную действительность, если стану доискиваться ее, что невольно закрываю глаза руками, как делают дети при внезапном шуме или треске. О, мама, меня не любят так, как люблю я. Правда, Калист восхитителен, но какой человек, если он только не чудовище, не был бы любезен и мил, получая все очарование первой любви молодой двадцатилетней девушки, воспитанной вами, невинной, любящей и красивой, как отзывались обо мне вам многие женщины…»

Дю-Геник. 18 сентября.

«Забыл ли он? Вот единственная мысль, не дающая мне покоя. Ах, мама, неужели каждой женщине приходится бороться с воспоминаниями. Следовало бы выдавать замуж молодых невинных девушек за неиспорченных юношей. Но это, впрочем, только обманчивая утопия; и лучше иметь соперницу в прошедшем, чем в будущем. Ах, пожалейте меня, мама, хотя бы за то, что счастливая теперь, я пугаюсь потерять счастье и цепляюсь за него, что иногда приводит к гибели, как говорила умная Клотильда. Я замечаю, что в продолжение пяти месяцев я думаю только о себе, т. е. вернее, о Калисте. Передайте Клотильде, что теперь мне часто вспоминаются ее грустные рассуждения: Счастливая! Оставаясь верна покойнику, она не боится соперниц. Дорогую Атенаис целую, вижу, что Жюст от нее без ума. Судя по вашему последнему письму, он боится, что ее не отдадут за него. Советую поддерживать этот страх, как самый драгоценный цветок. Атенаис будет госпожою, я же, боясь потерять Калиста, останусь навсегда рабою. Тысячу поцелуев, моя дорогая. Ах, если мои опасения оправдаются, Камиль Мопен слишком дорого заставит меня заплатить за свое состояние. Искренний привет отцу».