Оноре де'Бальзак - Сочинения

– Друг мой, – сказала Беатриса, медленно поднимаясь по чудной гранитной скале, которая должна была сделаться ее пьедесталом. – Я не могу больше сдерживаться, я скажу вам все. – В продолжение десяти лет не испытывала я подобного счастья, каким была полна сейчас, собирая раковины и камешки; я закажу из них ожерелье и буду ценить его дороже бриллиантов. Я чувствовала себя ребенком, девочкой четырнадцати – пятнадцати лет, когда только я собственно и была достойна вас; любовь ваша возвысила меня в моих собственных глазах; со мной произошло что-то магическое; вы сделали меня самой гордой, самой счастливой женщиной. Воспоминания о вас будут жить во мне долго, и скорее вы забудете меня, чем я вас.

Они достигли вершины скалы, откуда с одной стороны простирался бесконечный океан, с другой расстилалась Бретань с ее золотыми островами, феодальными башнями, цветущими растениями. Лучшей декорации не могло быть для признания.

– Я не принадлежу себе, – продолжала она, – связала я сама себя сильнее всякого закона. Поймите же мое несчастье и довольствуйтесь тем, что мы страдаем оба. Ведь Данте не удалось увидеть еще раз Беатриче, Петрарка никогда не обладал Лаурой.

Такие невзгоды постигают только великие души! Ах, если меня бросят, если я опущусь еще ниже, если от твоей Беатрисы отречется свет, что будет более, чем ужасно, тогда, милое дитя мое, ты один будешь знать, что она лучше всех, а, опираясь на тебя, она станет выше всех. Когда же, мой друг, ты захочешь бросить ее, не удерживай удара: конец твоей любви – конец моей жизни.

Калист обнял ее и прижал к сердцу. Маркиза Рошефильд закончила свои слова, поцеловав Калиста в лоб самым чистым, самым робким поцелуем. Они сошли с вершины, мирно разговаривая между собою, как люди, хорошо понимающие друг друга. Она была уверена, что успокоила Калиста, он же не сомневался в своем счастье – и оба ошибались. Основываясь на замечаниях Камиль, Калист надеялся, что Конти будет рад оставить Беатрису. Маркиза же отдавалась течению обстоятельств, ожидая удобного случая. Но Калист был слишком невинен и любил слишком сильно для того, чтобы устроить этот случай. Они вернулись в сад Туша в самом радостном настроении. Было шесть часов вечера. Опьяняющее благоухание, теплый воздух, золотистые отблески вечерней зари – все гармонировало с их настроением, с их нежными речами. И походка, и все движения их выражали любовь и полное согласие мыслей. В Туше царила глубокая тишина. Стук, произведенный калиткой, раздался по всему саду. Калист и Беатриса сказали все друг другу; волнения утомили их, и теперь они шли тихо, не произнося ни слова. На повороте аллеи Беатриса вдруг вздрогнула, как бы от прикосновения гада. Страх этот сообщился и Калисту раньше, чем он узнал причину. На скамье, под развесистыми ветвями ясеня, сидели Конти и Камиль. Дрожь, пробежавшая по Беатрисе, доказала Калисту, насколько он был дорог этой женщине, которая подняла уже завесу между ним и ею и через несколько дней должна была быть его. В одну минуту целая трагическая драма разыгралась в их сердцах.

– Вы не ждали меня так скоро, – говорил артист, здороваясь к Беатрисой.

Маркиза освободила руку из руки Калиста и подала ее Конти. Это движение и беспрекословное повиновение, оскорблявшее их чувство новой любви, удручало Калиста. Он бросился на скамью возле Камиль, холодно кланяясь своему сопернику. Масса ощущений боролись у него в душе. Уверенный в любви Беатрисы, Калист хотел крикнуть, что она его, и вырвать ее у артиста. Но внутреннее содрогание этой несчастной женщины, выдававшее ее страдания, которыми теперь она расплачивалась за свои ошибки, так растрогало Калиста, что он остался недвижим, покоряясь, как и она, неизбежной действительности. С тех пор, как он любил Беатрису, он ни разу не испытывал такого сильного волнения, какое произвела в нем теперь борьба двух противоположных ощущений. Калист лежал на скале возле Камиль. Маркиза, проходя с Конти мимо них, бросила на свою соперницу один их тех ужасных взглядов, которыми женщины говорят все. Беатриса избегала взгляда Калиста, делая вид, что слушает Конти, который, казалось, подшучивал над нею.

– Что могут говорить они? – спросил Калист Камиль.

– Ах, – отвечала Камиль, – сколько ужасных прав еще остается у мужчин над женщиной, если даже у нее нет больше любви к нему. Беатриса должна была подать ему руку. Теперь он, наверно, вышучивает ее чувство, которое он не мог не угадать по вашему отношению к нему.