Оноре де'Бальзак - Сочинения

– Ах, какое золотое сердце! – сказала Фелиситэ. – Конти, все аплодисменты, которые когда-либо еще выпадут на вашу долю, не сравнятся с поклонением, которое чувствует к вам этот ребенок. Споем трио. Беатриса, милая, идите сюда!

Когда маркиза, Камиль и Конти подошли к роялю, Калист встал незаметно для них, бросился на софу в ее спальне, дверь которой была отворена, и остался там наедине с охватившим его чувством безграничного отчаяния.

– Что с вами, дитя мое? – спросил его Клод, который молча подошел к нему и сел рядом, взяв его за руку. – Вы любите и считаете себя отвергнутым? Но этого вовсе нет. Через несколько дней вам будет предоставлено поле сражения, вы будете один царить здесь, вас полюбят, и не одна женщина; вообще, если сумеете повести себя, как следует, то заживете здесь, как султан.

– Что вы мне говорите? – воскликнул Калист, вскакивая с места и жестом увлекая за собой Клода в библиотеку. – Кто меня здесь любит?

– Камиль, – отвечал Клод.

– Камиль любит меня! – вскричал Калист. – А вы-то?

– Я, – возразил Клод, – я…

Он не кончил, сел и в глубокой меланхолии положил голову на подушку.

– Мне надоела жизнь и вместе с тем не хватает мужества покончить с ней, – сказал он после минутного молчания. – Я очень бы хотел ошибиться относительно того, что я только что сказал вам; но вот уже несколько дней, как это стало для меня почти несомненным. Не ради собственного удовольствия я прогуливался среди скал Круазига, клянусь своей душой! Горькая ирония слов, сказанных мною, когда я, вернувшись, застал вас в беседе с Камиль, была вызвана оскорбленным самолюбием. Я вскоре переговорю с Камиль. Два таких проницательных человека, как она и я, не могут обманывать друг друга. Между двумя профессиональными дуэлистами поединок будет короткий. Поэтому я могу заранее сообщить вам, что уезжаю. Да, я оставлю Туш, даже завтра, может быть, вместе с Конти. Конечно, без нас здесь произойдут странные, даже страшные, события, и мне жаль, что не буду присутствовать при борьбе страстей, столь драматичной и столь редкой во Франции. Вы слишком молоды для такой опасной борьбы: вы внушаете мне симпатию. Если бы я не чувствовал такого глубокого отвращения к женщинам, я остался бы, чтобы помочь вам выиграть игру: она очень трудна, вы можете проиграть ее, вам придется иметь дело не с заурядными женщинами, а вы уже слишком влюбились в одну, чтобы уметь воспользоваться другой. У Беатрисы, по-видимому, много упрямства в характере, у Камиль есть благородство. Может быть, как хрупкое и деликатное существо, вы будете раздавлены двумя скалами, вас увлечет могучая волна страсти. Берегитесь!

Калист был так ошеломлен этими словами, что Клод Виньон успел сказать их и оставить молодого бретонца, а тот все стоял неподвижно, точно турист в Альпах, которому гид дал бы понятие о глубине пропасти, бросив в нее камень. Узнать из уст самого Клода, что его, Калиста, любит Камиль и это в ту минуту, когда он почувствовал себя влюбленным в Беатрису на всю жизнь! Это стечение обстоятельств было слишком тяжело для наивной молодой души. Его терзало сожаление за прошлое, убивало затруднительное положение настоящей минуты между Беатрисой, которую он любит, и Камиль, которую он больше не любил, но которая, по уверениям Клода, любила его. Бедный ребенок был в отчаянии, в нерешимости и весь предался своим мыслям. Напрасно искал он причину, которой руководствовалась Фелиситэ, когда отвергла его любовь и помчалась в Париж за Клодом Виньоном. Временами до его ушей долетал чистый, свежий голос Беатрисы и его охватывало сильное волнение, от которого он убежал из маленькой гостиной. Не раз уже он чувствовал, что не может совладать с бешеным желанием схватить ее и унести. Что с ним теперь будет? Вернется ли он в Туш? Зная, что Камиль любит его, как может он преклоняться здесь перед Беатрисой? Из этого затруднения, казалось ему, нет выхода. Мало-помалу, в доме наступила тишина. Он, не отдавая себе отчета, слышал, как запирались двери. Вдруг он расслышал, что часы в соседней комнате пробили полночь; голоса Камиль и Клод вывели его из полубессознательного состояния, в которое он погрузился, думая о своем будущем, где среди мрака мерцал огонек. Раньше, чем он успел выйти к ним, ему пришлось выслушать ужасные слова, произнесенные Виньоном.

– Вы приехали в Париж, безумно влюбленная в Калиста, – говорил он Фелиситэ, – но вас ужасали последствия такой страсти в ваши годы, она вела вас к пропасти, к аду, может быть, к самоубийству! Любовь может существовать только, когда мнит себя вечной, а вы в нескольких шагах от себя уже видели ужасную разлуку: отвращение и старость скоро должны были положить конец чудной поэме. Вы вспомнили об Адольфе, ужасном конце любви г-жи де Сталь и Бенжамена Констана, которые, тем не менее, ближе подходили друг к другу по годам, чем вы с Калистом. Тогда вы взяли меня, как берут на войне фашины, чтобы сделать окоп между собой и неприятелем. Но если вам так хотелось, чтобы я полюбил Туш, то не с той ли целью, чтобы вы могли проводить здесь свои дни, тайно поклоняясь своему кумиру? Чтобы привести в исполнение этот план, и постыдный и высокий, вам надо было поискать человека заурядного или человека, настолько погруженного в выспренние мечтания, что его легко было бы обмануть. Вы сочли меня простаком, которого легко обмануть, как всякого гениального человека. Но, по-видимому, я только умный человек: я понял вас. Когда вчера я прославлял женщин вашего возраста, объясняя вам, почему вас любить Калист, неужели вы думали, что я приму на свой счет ваши восхищенные, блестящие, довольные взгляды? Разве я не читал уже тогда в вашей душе? Глаза ваши были обращены на меня, но сердце билось для Калиста. Вас никогда не любили, моя бедная Мопен, и никогда никто не полюбит более, если вы откажетесь от чудного плода, который судьба посылает вам у врат женского чистилища, двери которого готовы закрыться, под напором цифры 50!