Генрих Фольрат Шумахер - Береника

В эту ночь, – подтвердил он и прибавил тихо, чтобы Иосиф Флавий его не слышал. – Тит умеет быть благодарным. Если Веспасиан умрет, то Рим завтра будет приветствовать Беренику именем Августы.

Иегуда бен Сафан вышел из ворот дворца и махнул рукой. Регуэль быстро вышел из-за угла.

– Счастье тебе улыбается, – прошептал Иегуда. – Веспасиан внезапно заболел. Поговаривают о яде. Во дворце величайшее смятение. Тебе легко будет попасть к Беренике.

Регуэль ничего не ответил. Он молча последовал за своим проводником через темные безмолвные покои. Иегуда остановился у маленькой двери, осторожно открыл ее и стал прислушиваться, затаив дыхание. Затем он позвал за собой своего спутника.

Они вошли в одну из комнат, через дверь соседней пробивался луч света.

– Это свет из спальни царицы, – сказал Иегуда. – В этой комнате хранятся ее наряды. Там в углу покрытое коврами возвышение. Спрячься за ним и обожди, пока Береника отпустит своих служанок. Но, может быть, – прибавил он, – ты откажешься от своего опасного замысла? Не скрою от тебя, что отсюда трудно будет выбраться. А если тебя схватят, то тебя ожидает…

Регуэль остановил его движением руки.

– Я только разделю участь моего народа, – сказал он твердым голосом.

Он спрятался за коврами. Иегуда вышел, душная тишина повисла в комнате.

Иегуда смеялся, спеша куда-то по темным улицам Рима. «Было бы безумием, – думал он, – держась за крылья умирающего орла, надеяться взлететь с ним вверх. Власть Береники погибает. Расшатанный дом нужно срыть до основания прежде, чем он обрушится на живущих в нем».

Он подошел к дворцу Веспасиана, перед которым заметно было оживление. Гонцы и сенаторы, астрологи и врачи входили и выходили, озабоченные болезнью цезаря. Иегуда обратился к одному из придворных:

– Царь Агриппа у Веспасиана?

Тот утвердительно наклонил голову.

– Позови его поскорее или лучше проведи меня к нему. Дело чрезвычайно важное. Оно касается здоровья императора.

Придворный быстро повел его во внутренние покои. Иегуда последовал за ним. Вскоре из покоев императора поспешно вышел Агриппа.

– Это ты, Оний?! – воскликнул он удивленно.

Бывший пророк поклонился с улыбкой.

– Вспомни, – сказал он, – что ты до сих пор не отпускал меня со своей службы.

Царь нахмурился.

– Поздно вспомнил об этом, – сказал он, – и, право, теперь не время.

– Теперь-то именно и время, – сказал Оний многозначительно. – Я пришел сообщить тебе то, что навсегда упрочит твою дружбу с Флавиями. Выздоровление цезаря в твоей руке. Цезарь отравлен.

Агриппа побледнел.

– Береникой?… – пробормотал он невольно.

– Береникой, – подтвердил Оний. – Я могу дать тебе средство отомстить ей.

Царь с угрозой поднял руку.

– Клянусь моим павшим могуществом, – воскликнул он, – я воспользуюсь этим средством.

Вдруг чья-то рука легла ему на плечо. Перед ними был Тит.

– Отравлен Береникой? – спросил сын Веспасиана, задыхаясь. – Докажи это.

Оний спокойно сказал:

– Прости, благородный цезарь, что не я принес тебе это известие. Я хотел пощадить твое сыновнее чувство. Но это правда. По поручению Береники я сам напитал ядом яблоко, которое приготовлено было для Веспасиана. Но успокойся, – прибавил он, улыбаясь. Желание Береники было, чтобы яд был смертельный, я же не исполнил ее приказа. Никогда бы я не посягнул на жизнь цезаря…

– Однако Веспасиан лежит, как мертвый. Сердце его едва бьется. Усилия врачей оживить его тщетны.

– Это потому, что они не знают истины, – ответил пророк. – Я выбрал безвредное снотворное средство, и Веспасиан встанет свежим и здоровым завтра утром, даже если ты не повелишь употребить раньше это противоядие. Я передаю его тебе как доказательство моей честности. Ты можешь дать его врачам для исследования.

Оний передал Титу маленькую коробочку.

– Но почему, – спросил Тит, глядя на него с презрением, – почему ты не донес о покушении заранее?

Оний пожал плечами.

– Тогда бы стали допрашивать Беренику, – ответил он, – и скорее поверили бы ее оправданиям, чем моему доносу. Ты ведь знаешь, даже пытка не всегда заставляет говорить правду, а я слишком слаб, чтобы выдержать такое. Да к тому же это было бы напрасно. Царица, несомненно, нашла бы другую, менее совестливую руку для исполнения своей воли.

Тит наклонил голову, соглашаясь с доводами Ония, но взгляд его по-прежнему оставался мрачным: Рим не провозгласит его завтра цезарем.