Генри Джеймс - Крылья голубки

– Нет. Вас она знает. У нее есть, видимо, свои резоны. И все вы здесь друг друга знаете – я это вижу, – насколько вы вообще что-нибудь знаете. Вы знаете то, к чему привыкли, и то, к чему вы привыкли – именно оно, и только оно, – вас и создает. Но существуют вещи, которых вы не знаете.

Он воспринял это так, будто ее слова могли оказаться справедливыми, будто они могли попасть в точку.

– Вещи, которых я не… При всех моих стараниях и путешествиях по всему миру, предпринятых ради того, чтобы не осталось такого, чего бы я не узнал?

Милли задумалась, и, вероятно, правдивость его претензии, которой нельзя было пренебречь, усилила ее раздражение и – соответственно – остроту ума.

– Вы – человек пресыщенный, но не просвещенный. Вам все знакомо, но вы реально ничего не осознаёте. Я хочу этим сказать, что вы лишены воображения.

Выслушав это, лорд Марк откинул назад голову, устремив глаза на противоположную стену комнаты, и наконец-то всем своим видом показал, что это его ужасно развлекло, чем привлек внимание хозяйки. Однако миссис Лоудер только улыбнулась Милли в знак того, что от нее и ждали чего-то пикантного, и, с всплеском гребного винта, возобновила свой круиз меж островками.

– Ох! – воскликнул молодой человек. – Это я уже слышал раньше!

– Вот в том-то и дело. Вы всё уже слышали раньше. Вы и меня , разумеется, слышали раньше, там, в моей стране, и достаточно часто.

– О, далеко не достаточно, – возразил он. – Но очень надеюсь, что буду слышать вас снова и снова.

– Но что в этом хорошего? Какую пользу это вам принесло? – продолжала девушка, теперь как бы откровенно его забавляя.

– Это вы сами увидите, когда узнаете меня получше.

– Но я совершенно уверена, что никогда вас не узнаю.

– Тогда в этом-то и будет вся польза, – рассмеялся он.

Если их беседа тем самым определила, что они не смогут или не захотят общаться, почему же у Милли все это время было такое чувство, что между ними как-то ненормально быстро устанавливаются отношения, вопреки ее желанию ей предназначенные? К каким более странным последствиям может привести их необщение, чем разговор, который произошел между ними, – разговор почти интимный? Ей хотелось уйти подальше от лорда Марка или, вернее, от себя самой, раз она вся была у него на виду. Она уже поняла – в конце концов, она ведь тоже была созданием замечательным, – что впоследствии его будет гораздо больше, он станет приходить за нею и особой чертой их общения для нее станет держаться так, чтобы о ней самой не заходило и речи. Все, что угодно, могло бы войти в их отношения, но только не это; построив же отношения таким образом, они, вероятно, сумеют даже сохранить их надолго. Начать можно было бы прямо тут же, на месте, вернувшись к теме привлекательной девушки. Если сама она намерена исключить себя, то лучше всего это сделать, включив кого-то другого. Естественно было включить Кейт Крой: Милли до некоторой степени готова была в случае необходимости пожертвовать ею, потому что нисколько за нее не боялась. Сам лорд Марк, кстати говоря, облегчил ей задачу, сказав, чуть раньше, что здесь у них никто ничего даром не делает.

– Ради чего же тогда, – спросила Милли, сознавая неожиданность собственного вопроса, – мисс Крой проявляет такой интерес? Что она может выиграть своим милым гостеприимством? Взгляните на нее сейчас ! – воскликнула вдруг Милли, с обычной для нее готовностью хвалить; однако тут же остановилась с покаянным «Ох!», так как их взоры в указанном ею направлении совпали с тем, что Кейт повернулась к ним лицом. Милли намеревалась всего лишь утверждать, что это лицо прекрасно; но единственное, чего она добилась, – это возобновившегося у обладательницы прекрасного лица впечатления, что она – Милли – объединилась с лордом Марком, чтобы поинтереснее это лицо обсудить.

Тот, однако же, не замедлил с ответом:

– Как – что выиграть? Знакомство с вами.

– Да что ей в знакомстве со мною? Ее влечет ко мне всего лишь жалость, вот почему она так мила: она уже была готова взять на себя труд проявить сочувствие. Это – возвышенность натуры, вершина для человека незаинтересованного.

В словах Милли содержалось гораздо больше, чем было сказано, но лорду Марку понадобилась всего минута, чтобы сделать свой выбор:

– Ах, тогда сам я – нигде, так как, боюсь признаться, я не испытываю к вам жалости, ни в коей мере, – заявил он. Потом спросил: – Как же тогда вы воспринимаете ваш успех?