Для леди Гленэлвон – потому, что она нашла в хозяйке самого близкого друга своей молодости, и потому, что ей приятно было наблюдать, как Сесилия радуется месту, полному воспоминаний о человеке, которого леди Гленэлвон надеялась видеть ее спутником жизни. Для Гордона Чиллингли – потому, что он не мог найти более благоприятного случая для своих временно искусно скрываемых притязаний на руку и сердце богатой наследницы.
Что касается самой наследницы, то нет нужды объяснять, чем привлекал ее Эксмондем.
Леопольд Трэверс, безусловно, меньше других поддавался очарованию Эксмондема, но и он охотно остался бы здесь подольше. Его деятельный ум находил развлечение в том, чтобы, гуляя по имению, которое по своим размерам могло бы приносить гораздо больший доход, чем извлекал из него сэр Питер, поучать его, указывая на устарелые сельскохозяйственные методы, применяемые арендаторами с ведома этого добродушного землевладельца, а также на излишек рабочих по обслуживанию имения, например плотников, пильщиков, дровосеков, каменщиков и кузнецов.
Когда сквайр сказал: «Вы могли бы прекрасно обойтись третьей частью этих дорогостоящих работников», сэр Питер, бессознательно пародируя ответ одного старого французского вельможи, ответил: «Весьма вероятно. Но вопрос в том, могут ли остальные две трети так же прекрасно обойтись без меня».
Действительно, содержание Эксмондема обходилось очень дорого. Дом, выстроенный каким-то честолюбивым Чиллингли три столетия назад, был бы велик для владельца и втрое богаче, и хотя цветник занимал меньшую площадь, чем в Брэфилдвиле, по парку среди молодых и старых насаждений тянулись тропинки и проезжие дороги на целые мили, и содержанием их в порядке была занята целая армия рабочих. Неудивительно, что, несмотря на свои номинальные десять тысяч годового дохода, сэр Питер далеко не был богатым человеком. Эксмондем поглощал половину дохода.
Неугомонный ум Леопольда Трэверса нашел также обильную пищу в обширной библиотеке хозяина. Трэверс, никогда много не читавший, вовсе не презирал учености и скоро принялся за археологические и исторические исследования с жаром человека, который вкладывает энергию во всякое дело, какое представляет случай, лишь бы не оставаться праздным. Да, праздным Леопольд Трэверс никогда не был. Но больше всех упомянутых занятий его интерес возбуждали беседы с Гордоном Чиллингли. Всегда чувствуя себя вновь юным в обществе молодых людей и обладая характером, склонным к сочувствию, он, как мы видели, принимал искреннее участие в честолюбивых планах Джорджа Бельвуара и очень быстро примирился с причудами Кенелма. Однако первый был слишком зауряден, а второй слишком оригинален, чтобы между ними и Леопольдом могли возникнуть тесные товарищеские отношения. Но, будучи сам и умен и практичен, Леопольд Трэверс скоро сошелся с Гордоном, этим умным и практичным представителем нового поколения. Их связывали интересы, политические и светские, а также большое презрение к безвредным, но глупым старым понятиям. Одновременно в душе Леопольда Трэверса жило смешанное со страхом презрение к вредным новомодным понятиям, которые, по его мнению, грозили погубить родину и положить конец всем безумствам современного общества. На его языке эта опасность мягко определялась фразой светского человека: «Это уж для меня слишком».
Эти мысли, преломленные умом более образованного и неизмеримо более честолюбивого Гордона, могут быть переданы следующим образом: «Могу ли я принять эти доктрины? Я не вижу возможности быть премьер-министром страны, где религия и капитал – все еще силы, с которыми нужно считаться. Но, помимо религии и капитала, я не вижу, как мне в моем элегантном костюме удастся остаться целым и невредимым, если эти доктрины перейдут в закон. Или мой элегантный костюм сорвут с меня, как с капиталиста, или, если я стану возражать во имя морали и честности, меня предадут смерти, как защитника религии».
Следовательно, когда Леопольд Трэверс говорил: «Конечно, мы должны идти вперед», Гордон Чиллингли улыбался и подтверждал: «Безусловно, мы должны идти вперед». А когда Леопольд Трэверс добавлял: «Но мы можем зайти слишком далеко», Гордон Чиллингли качал головой и отвечал: «Как это верно! Безусловно, слишком далеко».
Кроме сходства в политических симпатиях, у этих двоих, пожилого и молодого, были и другие точки соприкосновения. Оба они были чрезвычайно приятными светскими людьми, и хотя Леопольд Трэверс не мог проникнуть в некоторые глубины натуры Гордона Чиллингли, – а в натуре каждого человека есть глубины, которые самый искусный наблюдатель не может познать, – все же он не ошибался, когда говорил себе: «Гордон – джентльмен».
Читать дальше