Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь

– Нет, сэр, вылитый портрет Джесси.

– Ничего подобного, Уил! Он весь в тебя, до кончиков ногтей.

– А как ваша матушка, Уил? Как вы оставили ее?

– О сэр! – воскликнула Джесси с укором. – Неужели вы думаете, что у нас хватило бы духу покинуть матушку, такую беспомощную, такую больную? Она с нами и сейчас нянчит ребенка, пока я в лавке.

Кенелм последовал за молодой четой в заднюю комнату, где увидел старушку Сомерс, которая, сидя у окна, читала Библию и качала ребенка, мирно спавшего в колыбели.

– Уил, мне хочется продекламировать вам одного иностранного поэта, хотя и в несовершенном переводе, – сказал Кенелм, склоняя смуглое лицо над младенцем.

– Не думаю, сэр, чтобы это было справедливо, – просто сказал Уил. Счастливая семья – это огромной широты мир для каждого человека.

Слезы навернулись на глаза Джесси; она наклонилась и поцеловала – не младенца, а колыбель.

– Уил сделал это, – сказал Джесси и, покраснев, добавила: – Я говорю о колыбели.

Время летело быстро. Пока Кенелм беседовал с Уилом и старушкой, Джесси вновь вызвали к покупателям в лавку. Кенелм был удивлен, когда оказалось, что уже прошло полчаса, и Джесси, заглянув в дверь, сказала:

– Вас ждет миссис Брэфилд.

– Прощайте, Уил! Скоро я вас опять навещу; моя мать дала мне поручение накупить у вас побольше образцов ваших изделий.

У входа в магазин стоял щегольской кабриолет с кучером в не менее щегольской ливрее.

– Ну, мистер Чиллингли, – сказала миссис Брэфилд, – теперь моя очередь увозить вас. Садитесь-ка!

– Неужели? – пробормотал Кенелм, смотря на нее большими мечтательными глазами. – Возможно ли это?

– Вполне возможно. Садитесь же! Кучер, домой! Да, мистер Чиллингли, вы опять встречаетесь с той сумасбродной девчонкой, которую когда-то собирались высечь, что было бы ей поделом. По-настоящему мне следовало бы стыдиться, напоминая вам о себе, а между тем мне ничуть не стыдно. Напротив, я горжусь тем, что могу доказать вам, какой я стала степенней, уважаемой женщиной и, как говорит муж, доброю женой.

– Я слышал, что вы замужем всего лишь полгода, – сухо заметил Кенелм. Надеюсь, что ваш муж скажет то же и через шесть лет.

– Он скажет то же и через шестьдесят, если только мы проживем так долго.

– А сколько ему теперь?

– Тридцать восемь.

– Когда ему будет не хватать всего двух лет до столетия, он, по всей вероятности, успеет обдумать свое положение. Но к этому времени чаще всего остается слишком мало ума, чтобы вообще о чем-нибудь думать.

– Сэр, оставьте ваш иронический тон и не говорите так, будто насмехаетесь над браком, когда вы только что расстались со счастливейшей четой под солнцем, обязанной вам своим счастьем. Миссис Сомерс мне все рассказала!

– Своим счастьем – мне? Нисколько! Я помог им жениться, а они, несмотря на брачный союз, помогают друг другу быть счастливыми.

– А сами-то вы все еще не женаты?

– Слава богу – нет!

– И вы счастливы?

– Нет, я не могу быть счастлив, я животное, которое вечно недовольно.

– Так почему же вы говорите «слава богу»?

– Потому что меня утешает мысль, что я по крайней мере не делаю несчастным другого.

– А вы не думаете, что, если бы любили жену, которая платила бы вам тем же, это значило бы, что вы делаете ее несчастной?

– Наверное сказать не могу, но я еще не видел женщины, которую мог бы полюбить как жену. И не будем больше углубляться в этот вопрос. Скажите лучше, что стало с бедной серой лошадкой?

– Благодарю вас, когда я слышала о ней в последний раз, лошадка чувствовала себя прекрасно.

– А ваш дядюшка, которому так хотелось навязать меня вам в мужья, если б только вы сами не защищались так храбро?

– Он живет все там же и женился на своей экономке. У него хватило деликатности подождать, пока я сама не вышла замуж и не ушла из дому.

Тут миссис Брэфилд заговорила очень торопливо, как все женщины, когда хотят скрыть сильное волнение. Она рассказала Кенелму, как она была несчастлива в продолжение многих недель после того, как нашла убежище у тетки; как мучила ее совесть и как угнетала мысль о своем сумасбродном поступке и ненавистное воспоминание о мистере Комптоне; как она уверяла себя, что ни за что на свете никогда не выйдет замуж! И вот совсем случайно в их места попал мистер Брэфилд и, увидев ее в церкви, пожелал быть ей представленным. С первого взгляда он ей не особенно понравился, но был так добр, так внимателен! А когда наконец он сделал ей предложение и она чистосердечно рассказала ему все, как было, о своем побеге, о своем ребяческом увлечении – о, как великодушие он благодарил ее за прямоту, которая, как он сказал, заставляет уважать ее так же сильно, как прежде любить.