Был еще один класс населения в Москве, самый жалкий из всех, который искупал свои преступления ценой новых, еще более ужасных преступлений – это каторжники. В течение всего времени пожара в Москве они выполняли полученный приказ с замечательной смелостью. С помощью фосфора они разжигали пожар в тех местах города, где он, казалось, потухал, и даже украдкой пробирались в заселенные дома, чтобы уничтожить и их тоже.
Некоторые из этих мерзких негодяев были арестованы с факелами в руках, но поспешная казнь произвела незначительный эффект (24-е сентября.). Люди, ненавидевшие своих завоевателей, воспринимали эти казни лишь как проявление политики. Короче говоря, жертв и казней было слишком мало, чтобы искоренить это преступление, но главное – эти казни, нуждавшиеся в публичности и юридической обоснованности, не указывали причин этого ужасного бедствия и не могли однозначно оправдать наши действия в глазах горожан.
Когда мы входили в Москву, русская армия отступала на Владимир, но большая часть их армии перешла Москву-реку в коломенском направлении и расположилась у реки. Говорят, что эта армия, сопровождаемая всем рыдающим населением, еще несколько дней после нашего прибытия уходила из уже пылающей Москвы. Войска шли, освещаемые светом пожарищ, и сильный ветер иногда даже осыпал их ряды пеплом погибающей столицы. Но войска шли, поддерживая строжайший порядок, и сохраняя глубочайшую тишину. Это отступление при столь печальных обстоятельствах. Такая строгость и такое смирение на фоне столь печальной обстановки, придавали этому маршу торжественности и сакральности.
Когда основная часть русской армии заняла новые позиции, подмосковные помещики, понимая, сколько бед война принесла людям и как они озлоблены, воспользовались этими чувствами для того, чтобы поднять против нас весь народ. Многие из этих помещиков за собственный счет вооружили своих крестьян и возглавили эти отряды. При поддержке казаков они перехватывали наши обозы, следовавшие по основным дорогам. Но главной их задачей была борьба с нашими фуражирами, чтобы лишить их доступа к ресурсам, которые они могли покупать в окрестных деревнях.
Копаясь в руинах, солдаты часто наталкивались на уцелевшие погреба с запасами сахара, вина и водки. Несмотря на то, что эти находки были бы ценны и в более счастливые времена, они никак не облегчали жизнь армии, которой требовалось все зерно страны, и которая впоследствии осталась без всякой пищи.
Наш скот погибал из-за недостатка кормов, а чтобы прокормить оставшийся, мы были вынуждены каждый день добывать фураж с боем, а это было нам весьма невыгодно, поскольку на таком большом расстоянии от нашей родины, наименьшие потери были весьма болезненны.
Наши реальные беды покрывало мнимое изобилие. У нас не было ни хлеба не мяса, зато столы наши ломились от сладостей, сладких напитков и других лакомств. Вид кофе и различных сортов вин, подаваемых в фарфоровых или хрустальных вазах, убеждал нас в том, что роскошь иногда может существовать почти вплотную с бедностью. Деньги утратили свое значение – и, чтобы удовлетворить наши желания, торговля уступила место обмену. Те, у кого была ткань, предлагал ее в обмен на вино, а владелец длинного плаща имел возможность получить за него много сахара и кофе.
Наполеон тешил себя нелепой надеждой, что с помощью смехотворных листовок он сможет наладить отношения с теми кто, ради того, чтобы освободиться от его ига, превратил собственную столицу в огромный погребальный костер. Чтобы убедить и внушить им уверенность, он разделил город на районы, для каждого назначил губернатора, а судьями назначил тех из оставшихся горожан, для которых справедливость была превыше всего. Генеральный консул Лессепс, назначенный губернатором Москвы, издал прокламацию, чтобы оповестить жителей об отеческих намерениях Наполеона. Эти добрые и щедрые обещания, москвичи, однако, не приняли. Даже, если учесть в какой суровой обстановке появилось это воззвание, они восприняли его как оскорбление. К тому же, большинство из них бежали за Волгу, а другие, сумевшие найти убежище под сенью русской армии, страстно мечтали отомстить захватчикам за все!
Между тем, князь Кутузов, отведя большую часть своих сил в Леташово [116] Не сохранилась. Теперь это урочище Малое Леташово. – Прим. перев.
между Москвой и Калугой, желая, таким образом прикрыть слабо защищенные южные провинции, сильно осложнил положение Наполеона. Он предпринимал различные маневры, но никак не мог изменить ситуацию и всегда был вынужден отступать по уже пройденной им дороге. Он не мог двигаться в сторону Петербурга, оставив русскую армию в своем тылу, и подвергать нас опасности, оборвав сообщение с Польшей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу