– Ну, а как твои работы?
– Три дня назад я окончил свой механический «промыватель». Настоящий класс! Действует превосходно. Могу ручаться, что при промывке золота не ускользнет ни малейшая частичка. Амальгаматор тоже готов к действию. Я снабдил его аппаратом, делающим невозможной кражу золота и ртути.
– Молодчина!
– Кроме того, я докончил вашу модель металлического патрона, непосредственно соединяемого с капсюлем пистонного ружья. Вот она!
– Превосходно!
– Вы довольны?
– Я в восторге.
– Мне это очень приятно.
– А ты патент на себя оформил?
– Как же я это сделаю? Ведь изобретатель – вы.
– Не говори пустяков. Патент для тебя – деньги, понимаешь? Если даже у меня есть какие-нибудь права, я уступаю их тебе и требую, чтобы ты ими воспользовался. А теперь изволь слушать о нашем деле. Завтра в восемь часов вечера ты выедешь в Брест.
– Ладно.
– Там ты наймешь на один год, с 15 сентября, десять патентованных [4] Обладающим официальным правом заниматься своим промыслом.
матросов, корабельного повара и юнгу.
– Раз вы посылаете меня в Брест, значит, вы хотите, чтобы матросы были исключительно бретонцы, не иначе?
– Разумеется. Далее: двух машинистов И двух кочегаров, двух гребцов для лодок, суперкарга [5] Лицо, ведающее на судне грузом.
, канонира, рулевого и боцмана. Всего, стало быть, двадцать одного взрослого и одного юнгу. Капитана, помощника, метрдотеля и повара для пассажиров я подыщу сам.
– Все?
– Пока все. Выбирай людей надежных, проверенных. Полагаюсь на тебя всецело в этом отношении. Объясни, что они будут плавать на увеселительной яхте с очень добрым капитаном, который, однако, не шутит с дисциплиной. Собраться они должны в Гавре через две недели. Я желаю как можно скорее иметь их в распоряжении. Сумму жалованья ты определишь сам. Знаю, что ты проявишь надлежащую щедрость без излишества. По окончании плавания каждому, кроме того, будет награда, смотря по его заслугам.
– Все?
– Теперь все. Надеюсь, ты сейчас же можешь выехать? Препятствий нет?
– Препятствий? Что вы, monsieur Андре! Какие могут быть у меня препятствия? Я вольная птица.
– Пожалуйте кушать, господа, – объявила, отворив дверь, добродушная женщина с седыми волосами, типичная парижская «одна прислуга».
– Сейчас идем, madame Леруа. Бедняжка! Для нее будет потрясением, когда она узнает о моем отъезде. Впрочем, я обеспечу ее на все время своего отсутствия. Она будет меня дожидаться здесь в компании с моим скворцом Мальчишкой и собакой Бедой.
На другой день утром Фрике́, все в том же костюме, пешком прошел от своего дома до Монмартрского предместья и повернул на улицу Лафайета.
Было девять часов. Молодой человек шел с обычной развязностью парижского фланера, совершенно не думая о том, что предстоит вечером отъезд в Брест.
Оглядывая трамваи, глазея на витрины, прочитывая афиши, закуривая бесчисленное множество папирос в табачных лавочках, он шел вверх по бесконечной улице Лафайета, наслаждаясь водоворотом толпы, который так по душе всякому парижанину и так смущает приезжего из провинции.
Но Фрике́ не праздный гуляка. У него цель. Он идет навестить друга.
Знакомых у Фрике́ в Париже много, но друзей только двое: Андре и еще один человек, живущий в самом конце улицы Лафайета, почти в Пантене. Фрике́ идет попрощаться с ним перед отъездом.
Всякий другой, отправляясь в такую даль, взял бы извозчика, но Фрике́ даже в голову это не пришло. Ему напоследок хотелось пройтись пешком по парижскому асфальту, пробежаться по всем улицам, надышаться родным воздухом.
Поравнявшись с табачно-винной лавочкой, он смело вошел в нее, поклонился молодой особе, сидящей у конторки, и собирался уже пройти в комнату за лавкой, как вдруг, услыхав за дверью крики и брань, остановился.
– Неудачно я попал, – прошептал он. – У madame Барбантон расходились нервы, а когда это случается, то для моего бедного друга настает сущий ад. Такой, что самому Вельзевулу сделалось бы тошно. Но все-таки я зайду и пожму ему руку.
Он стукнул в дверь и вошел, не дождавшись даже традиционного «войдите».
– Честь имею кланяться, сударыня! – произнес он с особенной учтивостью. – Здравствуйте, дружище Барбантон!
На эти слова к нему быстро обернулся высокий мужчина в узких панталонах, жилетке из трико, с лицом суровым, но симпатичным, и дружески протянул молодому человеку обе руки.
– Ах, Фрике́! Я очень несчастлив, дитя мое!
Читать дальше