Артур Конан Дойл - За городом. Вокруг красной лампы (сборник)

– О, все это устроится! – сказала вдова успокоительным тоном.

– Да и Клара тоже ведет себя не лучше – Клара, которая была прежде такой доброй, такой кроткой, так напоминала всем свою покойную мать. Она забрала себе в голову нелепую мысль, что будет лоцманом, и теперь говорит только об одном – о вращающихся маяках, подводных камнях, установленных сигналах и о разных глупостях в этом роде.

– Но почему же нелепую? – спросила его собеседница. – Что может быть благороднее этой профессии, при которой человек двигает вперед торговлю и помогает кораблю благополучно достигнуть гавани? Я думаю, что у вашей дочери большие способности к этому и что она прекрасно будет исполнять свои обязанности.

– Когда так, то я расхожусь в этом с вами, сударыня.

– Значит, вы непоследовательны.

– Извините меня, сударыня, но я смотрю на это совсем с другой точки зрения. И я был бы вам очень благодарен, если бы вы, пользуясь своим влиянием, разубедили моих дочерей.

– Вы хотите, чтобы и я также была непоследовательной?

– Стало быть, вы отказываетесь?

– Я думаю, что не могу вмешиваться в их дела.

Доктор рассердился не на шутку.

– Очень хорошо, сударыня, – сказал он. – В таком случае, я могу только проститься с вами.

Он приподнял свою соломенную шляпу с широкими полями и пошел большими шагами по убранной щебнем дорожке, между тем как вдова, прищурив глаза, смотрела ему вслед. Она была сама удивлена тем, что чем больше доктор был похож на мужчину и чем больше он выказывал настойчивости, тем больше он ей нравился. Это было безрассудно с ее стороны и противоречило всем ее принципам, но так было на самом деле и этого нельзя было изменить никакими доводами.

Доктор, запыхавшийся и сердитый, вошел в комнату и сел читать газету. Ида ушла отсюда, и отдаленные звуки ее охотничьего рога показывали, что она была наверху, в своем будуаре. Клара сидела напротив него со своими картами и синей книгой, которые доводили его до отчаяния. Доктор взглянул на нее, и его глаза остановились с изумлением на передней части ее юбки.

– Милая моя Клара! – воскликнул он. – Ты разорвала свою юбку.

Его дочь засмеялась и поправила свою юбку. Он увидал, к своему ужасу, красный плюш кресла на том месте, где должно было быть ее платье.

– Да она вся разорвана! – воскликнул он. – Что такое ты делала?

– Дорогой папа! – сказала она. – Разве вы можете понять что-нибудь в тайнах дамского туалета. Это – юбка-панталоны.

Тогда он увидал, что она была действительно сшита таким фасоном и что на его дочери было надето что-то вроде широких и очень длинных панталон.

– Это будет очень удобно для моих морских сапог, – пояснила она.

Ее отец грустно покачал головой.

– Это не понравилось бы твоей дорогой маме, Клара, – сказал он.

Это была такая минута, в которую заговор мог быть открыт. В его кротком упреке и упоминании о матери было что-то такое, что у нее навернулись на глазах слезы, и через минуту она, наверное, бросилась бы перед ним на колени и во всем ему призналась, но вдруг дверь растворилась настежь и в комнату вбежала вприпрыжку Ида. На ней была надета серая юбка, такая же короткая, как та, которую носила миссис Уэстмакот; она приподняла ее с обеих сторон руками и начала танцевать вокруг мебели.

– Я точно танцовщица из «Gaite»! – воскликнула она. – Быть на сцене, да это, должно быть, такая прелесть! Вы не можете себе представить, как удобно такое платье, папа. В нем чувствуешь себя так свободно! А не правда ли, что Клара прелестна?

– Ступай сейчас же в свою комнату и сними его! – закричал громовым голосом доктор. – Я называю это в высшей степени неприличным, и ни одна из моих дочерей не должна носить таких платьев.

– Что вы говорите, папа? Это неприлично? Да ведь я сняла этот фасон с миссис Уэстмакот.

– Я повторяю, что это неприлично. Да и твое платье, Клара, тоже неприлично! Вы ведете себя самым непозволительным образом. Вы хотите выгнать меня из дому. Я поеду в город, в клуб. У меня в моем собственном доме нет ни комфорта, ни душевного спокойствия. Я не могу более выносить этого. Может быть, я нынче вечером вернусь домой поздно – я должен быть на заседании медицинского общества. Но когда я вернусь, я надеюсь, что вы одумаетесь и поймете, как неприлично ваше поведение, и стряхнете с себя то вредное влияние, благодаря которому так изменилось ваше поведение за последнее время.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».