– Флора, я вам не буду отвечать, если вы будете называть так миссис Ватсон!
Флора насмешливо улыбнулась и расхохоталась, показав при этом свои беззубые десны.
– Слушаю-с, мисс!.. Так я буду ее называть доброй феей!
Шарлотте волей-неволей пришлось замолчать, так как разговаривать с Флорой было невозможно: последнее слово всегда оставалось за ней. Даже сама миссис Ватсон и та спешила уйти и благоразумно запереться в своей комнате, когда Флора, бывало, начинала грубо, угрожая даже полицией, требовать своего жалованья, которого она будто бы только и ждала, чтобы уехать к себе, в свою милую Англию.
Когда Шарлотта услышала, что ее зовет к себе содержательница пансиона, на лице девушки, посиневшем от холода, с черными кругами под глазами от усталости, выразилось крайнее удивление.
– Вы не знаете, Флора, что ей нужно? Зачем она зовет меня? – обратилась молодая девушка к прислуге.
Флора с сожалением посмотрела на нее.
– Уж, конечно, не за тем, чтобы сказать вам что-нибудь приятное! – вздохнув, ответила она. – Добрых слов от нее не дождешься, барышня! – и Флора презрительно засмеялась.
– Сейчас, сейчас! Скажите, Флора, что я иду вслед за вами! – поспешила сказать девушка.
Подойдя к комнате содержательницы пансиона, Шарлотта с замиранием сердца постучала в дверь. Она всякий раз переступала порог этой комнаты с некоторым трепетом, так как миссис Ватсон всегда внушала ей необъяснимый ужас. Полагая, что только строгостью и можно поддерживать свой авторитет, англичанка была со всеми крайне неприветлива и сурова. Немудрено поэтому, что не только ученицы, но даже и учительницы испытывали некоторый страх, когда их звала к себе «сама».
На стук Шарлотты из кабинета послышался голос миссис Ватсон:
– Войдите!
Молодая девушка тихо, нерешительно отворила дверь и вошла. Содержательница пансиона сидела в кресле у камина, в котором ярко пылал огонь. Очевидно, по отношению к себе она придерживалась других правил и не приучала себя к холоду, как своих воспитанниц. В руках у нее было письмо.
На поклон Шарлотты она сухо, сквозь зубы произнесла «здравствуйте» и знаком пригласила молодую девушку сесть против себя по другую сторону камина.
Миссис Ватсон обладала далеко не располагающей к себе наружностью: ее желтое, все в морщинах лицо с седыми волосами и нависшей над бровями челкой, тонкие губы и маленькие косые хитрые глаза производили крайне неприятное, даже отталкивающее впечатление.
– Я должна сообщить вам, милая моя, очень неприятное известие! – сказала она.
Другая на месте миссис Ватсон сжалилась бы над молодой девушкой, которая при этих словах побледнела как полотно, сказала бы ей что-нибудь приятное и постаралась бы исподволь подготовить ее к ужасному известию. Но этой черствой женщине незнакомо было чувство жалости; собственные несчастья не только не сделали ее более сострадательной к другим, но и, наоборот, озлобили. Единственно кого, по мнению миссис Ватсон, можно было пожалеть, так это только ее, некогда богатую, избалованную леди, вынужденную на старости лет, чтобы прокормиться, держать пансион для девиц. Но все-таки теперь при взгляде на Шарлотту миссис Ватсон стало жаль ее, и, не решаясь сказать несчастной девушке сразу всей правды, содержательница пансиона сухо прибавила:
– Приготовьтесь услышать очень печальную весть!..
– Пожалуйста, скажите скорее, в чем дело! – умоляющим тоном обратилась к ней Шарлотта.
Какое еще несчастье могло ожидать ее, и так всеми покинутую? Не хочет ли миссис Ватсон отказать ей в месте и лишить ее таким образом и тех грошей, которые девушка зарабатывала с таким трудом? Не случилось ли чего-нибудь с братом… с матерью, с которыми она так мечтала увидеться? Господи, да что же такое могло случиться? И так уж, кажется, ей пришлось немало перенести на своем веку!..
Миссис Ватсон поспешила избавить ее от неизвестности.
– Я только что получила письмо от нотариуса, который заведует делами ваших родителей, – сказала она. – Он просит меня сообщить вам, что ваша мать и отчим умерли от желтой лихорадки, через два дня один после другого.
У Шарлотты потемнело в глазах; она не в состоянии была произнести ни слова, только громкий, отчаянный крик вырвался у нее из груди. Миссис Ватсон между тем встала со своего места, чтобы поднять головешку, выпавшую из камина, взяла щипцы и стала спокойно поправлять дрова. Она даже не взглянула на молодую учительницу, которая, побледнев от ужаса, молча и неподвижно стояла, словно окаменелая; она не могла даже плакать. Затем, снова усевшись в кресло, миссис Ватсон стала передавать Шарлотте, что еще сообщил нотариус. Родители ее уже похоронены на кладбище в Сан-Пабло, а детей – их теперь трое, так как третий родился там, в Америке, – один инженер, бывший помощник их отца, взялся привезти в Европу. В настоящее время они уже в дороге и, вероятно, через несколько дней прибудут во Францию.
Читать дальше