Генрик Ибсен - Гедда Габлер (пьесы)

Крики и насмешки.

Нет, вы, конечно, можете мне не верить, но истина не Мафусаил, она не живет столетиями. Нормально построенная истина держится лет семнадцать-восемнадцать, от силы двадцать, редко дольше. Причем такие истины-перестарки уже тощи как мощи. Вот тут-то, но не раньше, эти истины доходят до большинства, и оно принимается скармливать их обществу как здоровую питательную еду. Я как врач могу вам сказать, что питательных веществ в них уже нет, оно и понятно. Столетние истины – как позапрошлогодние копчености: заплесневелые, заветренные, пересоленные. Вот откуда берется моральная цинга, которая свирепствует в обществе.

А с л а к с е н. Мне кажется, уважаемый докладчик слишком отклонился от темы.

Ф о г т. Я должен поддержать председателя относительно существа дела.

Д о к т о р С т о к м а н. Петер, слушай, не сходи с ума. Я никуда от темы не отклоняюсь. Я как раз и собирался говорить о том, что толпа, стадо, ваше треклятое компактное большинство – именно оно отравляет духовные источники нашей жизни и заражает землю у нас под ногами, как чума!

Х о в с т а д. И вы обвиняете в этом широкое свободомыслящее большинство только потому, что оно хладнокровно и трезво голосует исключительно за бесспорные и общепризнанные истины?

Д о к т о р С т о к м а н. Ой, не надо, любезнейший господин Ховстад, не заводите вы шарманку о бесспорных истинах! Те, что теперь готова признать толпа, быдло, для авангарда общества считались бесспорными во времена наших прадедов. Мы, сегодняшние передовые люди, давно в них не верим, а сам я полагаюсь на надежность только одной аксиомы: ни одно общество не может жить здоровой жизнью, питаясь просроченными догмами.

Х о в с т а д. Вместо этих разглагольствований интересно бы услышать, какими именно просроченными догмами мы тут кормимся.

Со всех сторон ему выражают поддержку.

Д о к т о р С т о к м а н. О, да я мог бы завалить вас этим грязным бельем. Но начну с одной абсолютной истины, а на самом деле – лжи, которой живет не только сам господин Ховстад, но и «Народный вестник» и все его почитатели.

Х о в с т а д. И это?

Д о к т о р С т о к м а н. Это идея, унаследованная от праотцев и бездумно насаждаемая вами повсеместно, – что якобы толпа, масса, быдло и есть костяк народа, да что там – будто это сам народ и есть, и что простолюдины, темные недоделанные неучи, имеют в обществе такое же право судить и одобрять, управлять и решать, как и отдельные аристократы духа.

Б и л л и н г. Не, ну ни черта себе, убей бог!

Х о в с т а д ( одновременно с ним, кричит ). Граждане, запомните его слова!

О б и ж е н н ы е г о л о с а. Ничего себе! Разве не мы народ?! Это что ж, только аристократы должны все решать?

Р а б о ч и й. Гнать его взашей, который такое говорит!

Д р у г и е. Вышвырнуть вон!

Г о р о ж а н и н ( кричит ). Эвенсен, труби в рог!

Громко трубит рог, свист и яростные крики по всему залу.

Д о к т о р С т о к м а н ( выждав, пока стихнет шум ). Да образумьтесь вы. Неужто вам не по силам один раз в жизни дослушать голос правды до конца? Я ведь не требую, чтобы вы все немедленно признали мою правоту. Хотя и ожидал, что господин Ховстад, по размышлении, осознает, что я прав. Господин Ховстад как будто бы претендовал на свободомыслие.

О з а д а ч е н н ы е г о л о с а ( приглушенно ). Редактор Ховстад безбожник, что ли? Вольнодумец? Ого!

Х о в с т а д ( кричит ). Доказательства, доктор Стокман! Когда я письменно утверждал подобное?

Д о к т о р С т о к м а н ( задумавшись ). Черт подери, а ведь верно, прямотой вы никогда не отличались. И мне не стоит загонять вас сейчас в угол, господин Ховстад. Что ж, пусть фармазоном буду я сам. Ибо я намерен, опираясь на науку, просветить собравшихся: «Народный вестник» бессовестно водит вас за нос, рассказывая, что вы, толпа, улица, широкие слои – якобы соль народа. Это просто газетная утка! Широкие массы не более чем сырье, из которого народ выращивает нацию.

Смех, ропот, гвалт в зале.

И разве не точно так же устроено все в природе? Не в этом ли разница между селекционными и дикими видами? Посмотрите на обычную дворовую курицу. Сколько мяса даст эта жалкая птица? С гулькин нос, доложу я вам. А какие яйца она несет? Да любая приличная ворона или ворон несут не хуже! Но представьте себе теперь курицу дорогой селекционной породы, испанскую или японскую, или фазана, или индюшку – чувствуете разницу? Или взять собак, мы с ними близкие родственники. Вообразите себе сначала дворового кабысдоха, уродливую, тощую, беспородную шавку, которая только и делает, что носится по улицам и метит стены домов. И поставьте ее рядом с благородным пуделем, предки которого много поколений жили в аристократических домах, питаясь деликатесами и слушая музыку и гармоничные разговоры. Вам не кажется, что череп пуделя развит иначе, чем черепушка шавки? Так и есть, будьте уверены! Отборных породистых щенков пуделя циркачи учат потом выполнять удивительные трюки. Их никогда не повторить уличной шавке, хоть она извертись на пупе.