Дали знать старосте, что в тылах от хмельника есть свободный проход. Пан каниовский, один выскочив из калитки, прямо в гущу хотел умыкнуть, когда сидящие во рву в засаде люди, которым сам почти бросился в руки, схватили его.
Окликнули добычу и воевода подбежал, дабы собственными глазами в ней убедиться.
– Ну, пане староста! – воскликнул он. – Ты в моих руках, ничего не поможет… прикажи людям сложить оружие. Война окончена, нечего уже увиливать, нужно сдаться. Не однажды и короли бывали взяты в неволю. Честью своей ручаюсь, что вам никакого оскорбления не будет.
Стрельба прекратилась. Староста рад не рад сдался своей судьбе. Пошли они тогда вместе в комнату в корчме, а воеводиц вино и водку велел принести, дабы и люди, и он после боя подкрепились. Однако же вокруг стояли стражи. С великого гнева и ужасной ярости как-то сразу пришло к особенной дружбе.
– Не могу отрицать, – сказал Гоздзкий пленнику, – что вы мне порядочно потрепали шкуру. Вам легче было вести войну, чем мне, который денег в сундаках не имеет, и милицию должен удерживать остатками, гоняя, чтобы не выдать их. Значит, составим трактат о перемирии, а условия, какие продиктую, подпишите, иначе будет плохо.
Староста молчал.
– Пиши, милостивый государь, условия, посмотрим.
– Я с чернильницей и пером редко имею дело, – сказал Гоздзкий, – презираю их, пошлём за каким-нибудь писакой.
Староста также не был силён в письме. Отправили посланца в местечко, которое всё стало на ноги, чтобы выискать письменного человека… как раз наткнулись на бедного адвоката, некоего Атамановича, эти подробности я слышал из его уст. Находился он в то время в Глинианах на ночлеге и собирался есть фаршированную по-еврейски рыбу, когда на него указали и просили к старосте. Не очень ему хотелось класть пальцы между дверями, но два плечистых верзилы взяли бы его под руки, хотя бы он упирался. Таким образом, Атаманович пошёл в гостиницу. Два антогониста, уже сидя у одного стола, пили, один другому припоминая разные случаи и события двухлетней войны.
– Как тебя зовут? – начал Гоздзский.
– Атаманович.
– Неинтересная фамилия, казаком пахнет, но что делать! Умеешь писать?
Тот возмутился.
– Я адвокат.
– Это ничего не доказывает, – сказал Гоздзкий, – адвокату только рот нужен.
– И голова, – прибавил Атаманович.
Этим его себе приобрёл, дали ему рюмку.
– Вот видишь, милостивый государь, – отозвался Гоздзкий, – дело в следующем: я с паном старостой каниовским веду два года войну, не за прекрасную Елену, но за замечательную женщину, которая была его женой. Summa summarum, когда много пороху истратили, я пана Потоцкого взял в неволю. Составляем трактат, а ты займёшься написанием его, чтобы это было сильным и непоколебимым.
Атаманович, человек прозорливый, который имел тот добрый обычай, что всегда носил с собой чернила в роговой чернильнице, перо и бумагу, молча пошёл на угол стола и разложил свои инструменты, начиная, чтобы не тратить времени, с шаблона: Между ясно вельможным паном Миколаем Базилем Потоцким, старостой каниовским, с одной стороны и ясно вельможным Ёзефом, графом Гоздзким, с другой.
– Sine titulo [27], – вставил воеводиц. – Составлена сегодня, дня, месяца, года, в местечке Глинианах, вместе с упрошенным свидетелем.
– Прекрасно меня попросили, – вставил Атаманович, – потому что меня двое верзил подталкивало…
Гоздзкий рассмеялся.
– Это в гонорарах ликвидируется… следующие добровольные соглашения.
– Прекрасно добровольные, – прервал староста, – когда милиция Гоздзкого над шеей стоит.
– Но ни к чему не принуждает, – отозвался Гоздзкий, – предпочитаешь, пан староста, в Ярычове сидеть в тюрьме, я не против.
– Твоя несдерженность, – ответил староста, – чёрт тебя возьми… подпишу.
– Добровольно, – добавил Гоздзкий, – и ругаться не нужно, потому что это ни к чему не пригодится, а кровь испортит.
Тут Гоздзкий пункт за пунктом начал диктовать:
– Пан староста каниовский даёт согласие на развод со своей женой de domo [28]Домбровской.
– Которую у него силой Гоздзкий отобрал, – добавил староста.
– Потому, что староста с ней плохо обходился.
Атаманович с висящим пером рассудительно ждал приказов.
– Эти все particularia [29]в контракте стоять не должны, – сказал Гоздзкий. – Позволяешь, пан?
– Когда два года держал её у себя, то держи её у себя и дальше, согласен.
– Второй пункт. Потоцкий оскорблённому отцу жены своей, которого ужимал в почтении и состоянии, обязуется выплатить тысячу червонных золотых и отдать ему в пожизненное наследственное держание деревню Сломянку, принадлежащую к староству каниовскому.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу