Юзеф Крашевский - История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника

Никита послал парубка за светом, но, может, рад был избавиться от него, потому что, едва тот ушёл, Никита нашёл у себя кусок дорожного фитиля, был у него трут и намазанный серой кнот, зажёг, поэтому, легко и пустилися влажными ступенями в глубь. Подземелья стояли открытыми, от куртины только маленькими окошками кое-где освещённые; по углам валялись разбитые бутылки и разные черепки. В одном из них небольшой дубовый люк, который он поднял за ручку вверх, открывал снова лестницу, но глубже уже Никите идти не хотелось, закрыл отверстие и обходил другие подземелья, когда сверху послышался голос парубка. Парфен один в эту глубину идти не отважился. Возвратился к нему придворный и вышли они на свет и дневной воздух.

Никита запер первую дверь, дал тынф Парфену, за что парубок поклонился ему до ног, и отправился, пряча ключи, в первый двор, где вчера оставил вьюки. Обширное это здание казалось ему более удобным, но он имел чёткий приказ, хотя бы неудобное, приготовить жилище в старой башне. Едва он, думая, взялся за свои вьюки, когда открылась дверь и вошла молодая четырнадцатилетняя девочка, неся ему завтрак. Босоногая служанка в серой рубашке, с поблекшими волосами, заплетёнными в косы и сложенными на голове, имела на устах грустную улыбку. В ней было видно существо, которым все пользовались.

Молодость, не прийдя к ней, убежала. Цвет лица имела увядший, глаза впалые; истощённые плечи, худые руки и потрескавшиеся от работы ладони. Неся миску, хлеб и бутылку, она смотрела незнакомцу в глаза, как бы испуганная и удивлённая.

Она поставила завтрак на маленьком столике, пододвинула лавку, обернулась вокруг, схватила ручками за конец фартучка и, удалившись к двери, ждала с опущенными очами.

Никите очень хотелось есть.

– Э, что вы, будете меня ждать? – спросил он. – Я медленно ем.

Девушка быстро взглянула, зарумянилась, как румянятся те существа, которым не хватает крови даже на румянец, махнула рукой, но осталась.

Никита смотрел на эту бедолагу.

– Как твоё имя?

Она заслонилась фартучком и из-за него шепнула:

– Горпина. Раз отворив уста, она, видно, осмелела и, непрерывно теребя в руке конец фартука, тихонько начала:

– Пани хочет с вами говорить, но… но…

Никита заинтересованно смотрел.

– Как Татьяна пойдёт в город… потому что она доносит… а не нужно, чтобы кто-нибудь знал.

Выполнив это трудную миссию, она мгновение подумала, всё ли уже, и, мигом подскочив к двери, выбежала. На лестнице были слышны её босые ноги.

Никита задумался, покрутил головой, эта тайна показалась ему очень странной.

Около полудня, не имея что делать, он пошёл на двор; нужно же было обдумать конюшни для коней. Ничего подобного здесь для них не было, но под куртинами кусок крыши как-то так заслонял поломанные и дырявые желобы. Некоторые из них лежали на земле. С бедой можно было поместить лошадей. За ним таскался Парфен и показал ему конюшенку немного получше, но в той стояло несколько коней Доршака, покрытых попонами, и нельзя было ожидать, чтобы её хотели уступить. Среди этого осмотра Никита заметил тучную женщину с полным лицом, которая шла с корзиной к воротам. Он бы догадался, что это Татьяна, хотя бы Парфен не назвал её по имени. Таким образом, Никита должен был идти разговаривать с пани и ему казалось, что легче всего будет подождать в нижней комнате эту маленькую Горпинку. Едва он закрыл за собой дверь, в действительности появилась она, ничего не говоря и давая только знак рукой.

Никита пошёл за ней на верх.

В той же комнате, что вчера, на софе сидела Доршакова, ожидая, видно, его. Днём она показалась ему похудевшей и бледной. Чёрные глаза светились, словно омытые слезами.

Она сразу обратилась к стоящему в дверях, кладя палец на уста.

– Человече, – воскликнула она, – не напрасно тебя господа прислали, ты должен иметь разум… имей же его тут за двоих, потому что и этого не будет слишком много, будь осторожным… Край этот злой…. люди нехорошие, обычаи языческие. Кто здесь узнает убийцу? Кто здесь знает, который честный? По-Божьему предостерегаю… и ничего ни кому не говори. Всех нужно остерегаться, всех. Ночью не спать… днём бодрствовать, – она пожала плечами. – Днём ни часу нет безопасного, я тебе говорю.

– Бог заплатит за доброе слово, – ответил Никита, мы – народ военнный, ко всему привыкшие… мы сами справлялись, а Бог… для чего же Его опека?

– Да, да, но стережённого Господь Бог стережёт, – всё живей начала говорить женщина. – Это не у вас там, в Польше, когда все свои, тут все чужие. Горы полны бродяг, дороги полны грабителей, дома – предателей и шпионов, а саранчу ветер приносит.