* * *
Еще одно замечание о природе случая.
От его последнего визита к С. под конец тех лет в Париже (1974) сохранилась фотография. О. и С. стоят на улице, у входа в дом С. Обнимают друг друга за плечи, а на лицах у них – безошибочное сияние дружбы. Этот снимок – одна из тех немногих личных реликвий, что О. привез с собой на Вэрик-стрит.
Вглядываясь в него сейчас (канун Рождества 1979-го), он припоминает другое изображение, которое, бывало, видел на стене комнаты С.: С. в молодости, ему лет восемнадцать-девятнадцать, стоит с мальчиком лет двенадцати-тринадцати. То же воскрешение дружбы в памяти, те же улыбки, та же поза – руки на плечах друг у друга. Мальчик, рассказывал ему С., – сын Марины Цветаевой. Та вместе с Мандельштамом в уме О. – величайшие русские поэты. Смотреть на этот снимок 1974 года для него – воображать ее невозможную жизнь, что завершилась, когда она повесилась в 1941 году. Много лет между Гражданской войной и своей кончиной она провела в кругах русской эмиграции во Франции, в том же обществе, где рос и С., и тот знал ее и был другом ее сыну Муру. Марина Цветаева, написавшая:
А может, лучшая победа
Над временем и тяготеньем –
Пройти, чтоб не оставить следа,
Пройти, чтоб не оставить тени
На стенах… [50] –
написавшая:
– Я этого не хотел.
Не этого. (Молча: слушай!
Хотеть – это дело тел,
А мы друг для друга – души
написавшая:
В сём христианнейшем из миров
Поэты – жиды! [52]
Когда О. с женой в 1974-м вернулись в Нью-Йорк, они вселились в квартиру на Риверсайд-драйв. Среди их соседей по зданию был старый русский врач Григорий Альтшуллер [53], человек сильно за восемьдесят – он по-прежнему занимался исследованиями в одной из городских больниц и так же, как и его супруга, очень интересовался литературой. Отец д-ра Альтшуллера [54]был личным врачом Толстого, и на столе в квартире на Риверсайд-драйв стояла огромная фотография бородатого писателя, должным образом надписанная другу и врачу столь же громадным почерком. В беседах с молодым д-ром Альтшуллером О. узнал кое-что поразившее его своей, не сказать большего, необычностью. В деревушке под Прагой в самый разгар зимы 1925 года этот человек принимал роды у Марины Цветаевой: того же сына, что вырос в мальчика на фотографии, висевшей на стене у С. Мало того, за всю свою врачебную карьеру больше никаких родов Альт-шуллер не принимал.
«Это случилось ночью, – не так давно писал д-р Альтшуллер, – в последний январский день 1925 года, около девяти часов, когда уже стемнело. Шел снег – страшная метель, занесшая все снегом. Из деревни, где жила Цветаева, ко мне прибежал чешский мальчик. Ее муж в тот день отсутствовал, дочь тоже уехала с отцом. Марина была одна.
Мальчик вбежал в комнату и сказал: “Пани Цветаева хочет, чтобы вы немедленно к ней пришли, у нее уже схватки! Вам следует поторопиться, это уже началось”. Что я мог сказать? Я быстро оделся и пошел через лес – снег был мне по колено – в яростную бурю.
Я открыл дверь и вошел. В тусклом свете единственной электрической лампочки в углу комнаты были видны кипы книг, достававшие почти до потолка. Скопившийся мусор был сметен в другой угол. Марина лежала на постели, пуская кольца дыма, – ребенок уже выходил. Она весело меня поприветствовала: “Вы почти опоздали!” Я оглядел комнату в поисках какой-нибудь чистой ткани и кусочка мыла. Не оказалось ничего: ни чистого носового платка, ни тряпки. Марина лежала в кровати, курила и говорила, улыбаясь: “Я же сказала вам, что вы будете принимать моего ребенка. Вы пришли – и теперь это не мое, а ваше дело”…
Все шло достаточно гладко. Однако ребенок родился с пуповиной, обмотанной вокруг шеи так плотно, что едва мог дышать. Он был весь синий…
Я отчаянно пытался восстановить дыхание младенца, и наконец он начал дышать и из синего превратился в розового. Все это время Марина курила, не проронив ни звука, и не сводила глаз с ребенка, меня…
Я вернулся на следующий день, чтобы осмотреть ребенка, и в дальнейшем делал это каждое воскресенье в течение длительного времени. В другом письме (от 10 мая 1925 г.) Марина писала: “Мур перед каждой едой получает по чайной ложке лимона, живого, без сахара… Это – система германского профессора Черни [55], спасшая в Германии во время войны сотни тысяч детей. Ведет Мура Альт-шуллер, с гордостью и любовью. Навещает каждое воскресенье, выстукивает, выслушивает, производит какие-то арифметические выкладки – расписание еды на неделю (мука и масло постепенно повышается), помнит каждый предыдущий вес. У меня временами безумное желание просто взять и поцеловать ему руку…”
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу