Пол Остер - Измышление одиночества

Среди следующих свидетелей были двое старших детей, и каждый приводил хронику семейных неурядиц. Многое говорилось о Фэнни, а также о частых сварах дома. «Он сказал, что у Остера имелась привычка швыряться тарелками и стеклянной посудой, а однажды руку его матери порезало так сильно, что понадобилось вызывать врача, чтобы ее лечил. Он заявил, что его отец в такие разы, беседуя с матерью, употреблял богохульные и непристойные выражения…»

Другая свидетельница из Чикаго показала, что часто видела, как моя бабушка билась головой о стену в припадках душевных страданий. Полицейский из Кеноши рассказал, как «однажды видел миссис Остер, она исступленно бежала по улице. Он утверждал, что прическа ее была “более-менее” в беспорядке, и добавил, что вела она себя совсем как женщина, лишившаяся рассудка». Также вызвали врача, и он заявил, что она страдала «тяжелой манией».

Показания моей бабушки длились три часа. «Между подавляемыми всхлипами и взрывами плача она рассказала о своей жизни с Остером до самого времени “происшествия”… Миссис Остер выдержала испытание перекрестного допроса неплохо, и рассказ ее повторился три раза почти в том же виде, что и вначале».

При подведении итогов «адвокат Бейкер подал весьма эмоциональное прошение об освобождении миссис Остер. В речи, длившейся почти полтора часа, он в красноречивой манере заново изложил историю миссис Остер… Несколько раз миссис Остер была тронута до слез утверждениями своего адвоката, и женщины из публики несколько раз всхлипывали, когда адвокат рисовал портрет женщины-иммигрантки, изо всех сил старающейся блюсти свой дом».

Судья предоставил жюри присяжных лишь два варианта приговора: виновна или невиновна в убийстве. Принятие решения у них заняло меньше двух часов. Как об этом объявил бюллетень от 12 апреля: «В четыре часа дня сегодня жюри присяжных на процессе миссис Анны Остер вынесли вердикт: подсудимая невиновна».

14 апреля. «“Сейчас я счастливее, чем за последние семнадцать лет”, – сказала миссис Остер в субботу днем, пожимая руки каждому присяжному после оглашения вердикта. “Пока был жив Хэрри, – сказала она одному из них, – я беспокоилась. Я никогда не знала подлинного счастья. Теперь я жалею, что ему пришлось умереть от моей руки. Сейчас я так счастлива, какой только можно быть”… При выходе из зала суда миссис Остер сопровождала ее дочь… и двое младших детей, терпеливо дожидавшихся в зале суда оглашения вердикта, который освободил их мать… В окружной тюрьме Сэм Остер… неспособный понять ничего этого, утверждает, что он готов подчиниться решению двенадцати присяжных… “Вчера вечером, когда я услышал о вердикте, – сказал он, будучи спрошенным в интервью воскресным утром, – я рухнул на пол. Я не мог поверить, что она выйдет на свободу, после того как убила моего брата и своего мужа. Все это выше моего понимания. Я не понимаю, уж пусть теперь. Один раз я попробовал уладить это по-своему, мне не удалось, и теперь я не могу ничего поделать, только принять то, что постановил суд”».

На следующий день освободили и его. «“Вернусь к себе на работу на фабрику, – сообщил Остер окружному прокурору. – Как только скоплю достаточно денег, поставлю надгробье на могилу моего брата, а потом все силы положу на то, чтобы поддерживать детей другого моего брата, жившего в Австрии и павшего, сражаясь в австрийской армии”… На совещании сегодня утром выяснилось, что Сэм Остер – последний из пяти братьев Остеров. Трое юношей из этой семьи сражались в рядах австрийской армии в мировой войне, и все пали в сражениях».

В последнем абзаце последней статьи об этом деле газета сообщает, что «миссис Остер теперь намерена забрать детей и через несколько дней уехать на восток… Утверждалось, что миссис Остер решила предпринять эти действия по совету своих адвокатов, которые порекомендовали ей найти себе другой дом и начать новую жизнь так, чтобы никто не знал историю этого процесса».

Это, я полагаю, счастливый конец. По крайней мере – для читателей газет Кеноши, умного адвоката Бейкера и, несомненно, для моей бабушки. Более ничего, конечно, о судьбе семейства Остер не сообщается. Публичные акты заканчиваются этим объявлением об отъезде на восток.

Отец мой редко говорил со мной о прошлом, поэтому я очень мало выяснил о том, что было дальше. Но из того немногого, о чем он упоминал, мне удалось слепить себе относительно неплохое представление о климате, в котором жила семья.