Джек Керуак - Видения Коди

На переднем плане мыслей о Шарле Бреве («Ах! Крупные Планы Оскара Изгибчивых Милашек! Можно Ли Просить о Большем?») Я б мог попросить октября сызнова, и первой падающей листвы, что собирает копоть у железнодорожной колеи в тягости Новой Англии; я б мог пожаловаться на мед в женской пизде, или спеть песенку о том, как можно задохнуться паром в закрытом тоннеле; или плюнуть на рубиновые губки, что обрамляют и воплощают внутреннее желанье ничего не делать, а только выебаться, сие есть вид на лице доброй женщины, Джек. Эта с ее поддельным кружевом для скрытья ее истинной пизды (имитация и т. д.) ее с ее глазами, всеми бассейн-ыми и темными, всеми дикими и полночными, всеми яблоневыми и золотыми, никаких бледных дурацких поз и манерности, без ненавистной коммерциализации, как согласная пучеустая шлюха, но шлялые губы потворства, сосут, полеживают, ешь давай, люби до упора, прекрасная ты куколка, волоски у тебя на бедре полночь моя; огоньки в твоих глазвездах показывают мне луну с ее старым печальным лицом, вечно луняющим над миром, что б там ни происходило; она была тобой и мной, под крышей, дарг, любовь, сердце, луна с той же опечаленной бицептуальной, бисексуальной кондоминантностью прорвала б нашим душам ее синие огни и ты, ты ангел, твое запястье будит во мне голод, всякая твоя крохотная частичка женскости тебя и по всей тебе есть, и это есть женщина, я б не мог противостоять тебе в церкви, я б облизал тебе снежный живот где угодно, пред любыми толпами, в любое время, на кресте, в Голгофе, на сугробе, на штакетнике, я бы приносил тебе еженедельную фиксированную плату в $57.90 и давал тебе у себя отсасывать у стиральной машинки, когда долгое красное солнце тонет, как клиент, в красной западной пацифике, ох ты ж прелестная пеплоглазая милашка со́лей, ты женщина, ты роскошное сердце, ты мелкоухая совершенная оленуха, ты кролик, ты еб тя, хочу схватить тебя за бедра двумя руками и раздвинуть их насильно, и хочу, чтобы ты просто откинулась на спину и смотрела за мной, на меня смотрела, можешь наблюдать за мною, сколько влезет, и я могу смотреть на тебя, сколько захочу, совершенное понимание, больше никаких Рембо, никаких больше туалетрий, поэтёрок, совсем как ты всегда, хотела быть, с начала до ныне начинай, совсем как всегда, милья детка, так оно и будет, и до сих пор ли дождь лунопилит бедную пустоту?

Твои глаза как звезда полуночи, губы твои как кровь жертвы при лунном свете; твои плечи как уступанья слонов во плоти, когда толкутся они и топочут, и мычат и поворачиваются, их огромные очертанья сдаются невероятной тяжести стада целиком, значит, плечи твои вялко разъединены и вовсе не вошко все стянуты и муски в мускульных костях твоих; но пригожи, как снежок; пирожок твоих грудей, когда прячешь ты их под черным кружевом, как если бы хотелось мне мазать на них сэндвичи с арахисовым маслом; пирог твоей, глазурь твоих изысканных и чудесных прохладных сосков, в которые врубаюсь я до предела, даже и до того, когда они немного отвердевают и выдают твои внутренние возбужденья, что так и лишь так могу я достичь их; когда родился я на плоту, в смысле на барже на Восточной реке, мой отец был речником старого пивопьющего дикого железнодорожностроительного поколенья Нью-Йорка 1900-х годов; чего ж ты, дорогуша, ночь без тебя не имеет значенья, и без тебя я умирал помногу многими ночами, слабые вы сестры предела! Теперь, когда тебя нашел я, дорогая, Руби твое имя, Руби, Мэри, рубиновая мэри, грязная кровавая мэри, ты станешь ли старою ведьмой? не без того, что мне заняться нечем с этим, чтоб подхлестнуть тебя в пути, старый Йейтс станет дворцевать, на самом деле пиздюк он был, тот старый ирландский мудила, я его люблю и врубаюсь в него, чего, патерсон уильямз он карлос поэт, до того карлос, что с мануфактуры саван делает, либо изворачивает подпольных стельных коров из следующей палки полу-чая, что сам я заварил в Китае в тот раз, даже не озаботившись поинтересоваться о цене пселгнелов.

Куколка-фефёлка, мне ведома твоя сочная щелка… не умирай так; куколка-малютка, губки твои хладны жутко, ты не улетаешь со мною в вышине; если бы ты могла навсегда остаться со мною в улете, и вместе мы б лежали в пруду меня, обернутые в твое я, чего, Андская царевна, я б завалил тебя, как, бывало, выражалась моя первая жена, «свирепой любовью». – занялся бы с тобой свирепою любовью, жестко, если того ты пожелаешь… попроси, если хочешь… Мне и так, и эдак безразлично… по-моему это по-твоему, у меня есть, нет у меня никакого по-моему, ты по-своему, по-твоему это по-МОЕМУ, по-моему это паааа-ТВОЕмуууууу, куколка, забегай вперед, б, б, б, б, б, б, б, б, б, б блядь б б б блядь б б б блядь, чего – я лизал твои брови в тот раз; вот отсюда, то есть, мысленно, не действительно; чего ж ты спряталась от меня (прошлой ночью); если ты умрешь, я умру.