Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин

– Только, пожалуйста, Уильям, хоть вы-то не читайте мне морали, а не то я, право, расплачусь. Я не могу отказать себе в удовлетворении своих маленьких слабостей. Жизнь и в самом деле потеряла бы всякий блеск, если бы мы хотя бы время от времени не могли закатить себе пиршества.

– Ладно, – рассмеялся я. – Морали читать я не стану. Может быть, на вашем месте я сделал бы то же самое.

После ужина, когда мы, захватив бутылку коньяка, вернулись в обездоленную гостиную, я спросил у Артура, давно ли он виделся с Байером. И поразился тому, как при упоминании этой фамилии изменилось его лицо. Он сварливо поджал губки и, стараясь не глядеть мне в глаза, нахмурился и мотнул головой:

– Я стараюсь без особых причин там не появляться.

– Что так?

Не часто мне приходилось видеть его в подобном расположении духа. Казалось, он всерьез обиделся на меня за то, что я вообще поднял эту тему. Какое-то время он молчал. А потом вдруг взорвался, совершенно по-детски:

– Не появляюсь, потому что не хочу появляться. Потому что мне там не нравится. Там жуткий беспорядок. Меня это угнетает. Я человек тонкий, и полное отсутствие какого бы то ни было порядка не может меня не возмущать… Вы знаете, что на днях Байер потерял один очень важный документ? И как вы думаете, где этот документ в конечном счете отыскался? В корзине для мусора. И к тому же… как только подумаешь, что эти люди получают зарплату из денег, выкроенных рабочими из своих и без того нищенских заработков… Просто сердце кровью обливается… А еще, там просто пруд пруди агентов. Байеру даже имена их известны. И что он, спрашивается, предпринял по этому поводу? Ничего. Ровным счетом ничего. Ему как будто и дела нет. Вот что меня больше всего возмущает: та совершеннейшая беспечность, с которой там ведут работу. Были бы мы в России, всех этих шпиков быстренько бы поставили к ближайшей стенке.

Я усмехнулся. Артур в качестве воинствующего революционера – это было что-то новенькое.

– Но вы же, помнится, так им восхищались.

– Ну, по-своему он, конечно, человек весьма способный. Кто бы сомневался. – Артур яростно потер подбородок: обнажились зубы, знакомая маска старого плененного льва. И добавил: – Я в Байере разочаровался. Очень разочаровался.

– В самом деле?

– Да.

Его явно так и подмывало чем-то со мной поделиться, и если бы не последний барьер врожденной осмотрительности… Но нет. Искушение было слишком сильным:

– Уильям, если я вам сейчас кое о чем расскажу… но только вы должны поклясться мне всем, что только есть у вас самого святого, что дальше вас эта история не пойдет.

– Обещаю.

– Ну ладно. Когда я доверился партии или, вернее, пообещал ей свою помощь (не подобало бы мне самому об этом говорить, но я тот самый человек, который мог ввести их в такие сферы, куда прежде они попасть и не мечтали…

– Ничуть в этом не сомневаюсь.

– А потому я сразу оговорил, что, как мне кажется, было вполне естественно с моей стороны, в некотором роде (как бы поизящней выразиться?) – ну, скажем – некое qui pro quo. [27] Здесь: услуга за услугу (лат.).

Артур помедлил и выжидающе на меня посмотрел:

– Надеюсь, Уильям, вас это не шокирует?

– Ни в малейшей степени.

– Прекрасно. Я сразу должен был догадаться, что вы на такого рода предметы станете смотреть с разумной точки зрения… В конце концов, мы люди светские. Лозунги, флаги, транспаранты – это все прекрасно для тех, кто шагает плечом к плечу в общем строю, но вождям-то хорошо известно, что политические кампании невозможны без серьезного финансового обеспечения. Перед тем как сделать решительный шаг, я об этом поговорил с Байером, и, должен сказать, он оказался человеком весьма трезво мыслящим. Он сразу понял, что, будучи связан пятью тысячами фунтов долга, я…

– Господи, неужели так много?

– Да-да, как это ни прискорбно. Конечно, далеко не все из этих обязательств в равной степени не терпят отлагательств… О чем это я? Ах да. Будучи связан пятью тысячами фунтов долга, я вряд ли мог оказать нашему общему делу серьезную помощь. Как вы сами прекрасно знаете, я жертва вульгарнейших по сути своей затруднений…

– И Байер согласился заплатить по некоторым из ваших счетов?

– Вы, как всегда, берете быка за рога, Уильям. В общем, да, можно сказать, что он мне намекнул, весьма прозрачно намекнул, что Москва не останется передо мной в долгу, если я с успехом выполню мое первое поручение. Я выполнил. И Байер первый признает, что с этой стороны ко мне претензий никаких. И что же дальше? А ничего. Конечно, я понимаю, что полностью возлагать вину на него одного было бы нелепо. И он сам, и машинистки, и все, кто у него там работает, порой вынуждены месяцами ждать обещанных денег. Но согласитесь, все равно досадно. И я не могу отделаться от мысли, что если бы он захотел надавить как следует где нужно и на кого нужно… А его, кажется, даже забавляет, когда я прихожу к нему и говорю, что едва наскребаю денег на то, чтобы как следует поесть… Вы в курсе, что я до сих пор не расплатился за ту поездку в Париж? Мне пришлось платить за проезд из собственного кармана; и естественнейшим образом рассчитывая на то, что уж дорожные-то расходы мне обязательно будут компенсированы, я поехал первым классом.