– И как ты, сумасшедшая, безрассудная, могла предложить ему такой план? Ты полагаешь, что все это – детские игры?
– Я – нет, – непринужденно ответила девушка, – так полагает упрямство вашего отца и этого дельца из Галисии. Это они смотрят на все как на детскую игру, накидывают вам аркан на шею и насильно тащат вас за собой. Посмотрите, какая красота будет в доме: жена, плачущая по углам, и муж, плетущий интриги и бранящийся, если они не удаются!
Донья Беатрис, представив эту картину так же ярко, как и саму судьбу, которая была ей уготована, подняла глаза к небу, заламывая руки, а Мартина добавила с досадой, хотя и с нотками нежности в голосе:
– Давайте, давайте, здесь Бог не поможет! С этими бедами на вас и так уже лица нет, краше в гроб кладут. Сегодня ночью мы избавимся от этой печали, и вы увидите, какую корриду мы устроим на этих божьих полях. Я пообещала святой деве Энсине фунт воска, если у нас все получится.
Однако всех этих слов, что вихрем слетали с розовых уст девушки, было недостаточно, чтобы вывести донью Беатрис из состояния тревожной и печальной рассеянности. Когда наступил вечер, а они и не собирались покидать свою келью, служанка дала ей понять, что вряд ли они выполнят свои намерения, если не выйдут в сад. Тогда сеньора резко поднялась, словно в ней пришла в движение какая-то пружина, и, будто отбросив все неуместные размышления, стремительно направилась к месту своих обычных прогулок.
Стоял чистый и теплый вечер, и ветерок, лениво пробегая среди деревьев, вызывал легкий шелест их листьев. Солнце клонилось к закату среди разноцветных туч и раскрашивало оттенками мягкого и нежного света ближайшие холмы, кроны деревьев и крышу фабрики монастыря. Горлицы ворковали в листьях каштанов, а в рокоте реки Куа было что-то лениво успокаивающее и склоняющее душу к размышлениям. Трудно было представить без нежности эту меланхоличную и безмятежную сцену, и эмоциональная душа доньи Беатрис предалась печали со всей тоской израненного сердца.
Конечно, не так много радостных дней она провела в этом спокойном убежище, но любовь, с которой ее здесь встретили, и благодать святой тиши монастыря, утешавшая ее душу, пленили ее. Кто знает, что уготовило им будущее в дальних краях? Донья Беатрис сидела возле тополя и оттуда, словно на прощание, бросала печальные взоры на эти места, что стали свидетелями и спутниками ее скорби, на цветы, за которыми сама ухаживала, на птиц, которым не раз приносила корм, и на ручьи, которые так сладко и нежно журчали. Поглощенная этими печальными мыслями, она не заметила, что солнце зашло и пение птиц смолкло, пока монастырский колокол не зазвонил к молитве. Его звон, который одиноко разливался в тишине, растворяясь в сумраке, напугал донью Беатрис, словно услышав его, она получила предостережение небес, и, повернувшись к служанке, она произнесла:
– Ты слышишь, Мартина? Это глас Божий, который говорит: «Слушайся отца своего». Как мне могла прийти в голову мысль попросить о помощи дона Альваро?
– Знаете, что слышу я? – ответила девушка с оттенком раздражения в голосе. – Ни больше ни меньше как знак, что вы должны пойти в свою келью и попытаться немного поспать, чтобы набраться рассудительности и решимости.
– Я говорю тебе, – перебила ее донья Беатрис, – что я не убегу с доном Альваро.
– Хорошо, хорошо, – ответила служанка, – только тогда пойдите и скажите ему об этом сами, то-то он обрадуется. А что касается меня, то после такой гонки по этим дорогам на мне и живого места не осталось, и к тому же, кажется, начался жар. Упаси меня бог от такой работки!
С этими словами они вошли в монастырь, и Мартина отправилась в келью садовника, где провернула трюк с заменой ключа, несмотря на запрет своей хозяйки.
Последние майские ночи коротки, и, не заставив себя долго ждать, часы монастыря пробили полночь. К этому времени старательная Мартина провела разведку по темным закоулкам монастыря и, вернувшись к своей хозяйке, сказала:
– Пойдемте, сеньора, я уверена, что он уже взломал решетку и ждет нашего появления как манны небесной.
– У меня нет сил, Мартина, – ответила донья Беатрис подавленно, – лучше будет пойти тебе одной и передать ему мое решение.
– Я?? – разозлилась Мартина. – Это была бы неплохая миссия! Конечно, я – женщина, а он – один из самых любезных рыцарей, но лучше я вырву себе язык. Пойдемте, сеньора, – добавила она с нетерпением, – вы, видимо, плохо знаете льва, с которым играете. Если мы еще задержимся, он способен прийти прямо в эту самую келью, сметая все на своем пути. И тогда вы погубите нас троих!
Читать дальше