Сьюзан Хинтон - Изгои

Коп довез нас до больницы и уехал, пока Далли делал вид, что вытаскивает меня из машины. Но едва тот скрылся из виду, Далли меня выпустил – я чуть не упал.

– Быстрее!

Мы промчались по коридору, растолкали всех и вскочили в лифт. Кто-то кричал нам вслед, потому что вид у нас был, похоже, очень потрепанный, но у Далли на уме был один Джонни, а я так плохо соображал, что только и мог, что за ним бежать. Когда мы наконец добрались до палаты Джонни, нас остановил врач.

– Простите, парни, но он умирает.

– Нам нужно с ним повидаться, – сказал Далли и щелкнул Смешинкиным ножом. Голос у него дрожал. – Нам нужно с ним повидаться, уйди с дороги, не то тебя потом будут оперировать.

Врач и глазом не моргнул.

– Я вас пущу, но не из-за ножа, а потому что вы его друзья.

Далли поглядел на него и спрятал нож в карман. Мы зашли в палату к Джонни, минутку постояли, пытаясь отдышаться, хватая ртами воздух. Тихо было – ужас. Очень страшная это была тишина.

Я посмотрел на Джонни. Он лежал совсем неподвижно, и я, запаниковав, подумал – он уже умер. Опоздали.

Далли сглотнул, утер пот с верхней губы.

– Джонни-кекс, – хрипло позвал он его, – Джонни?

Джонни еле заметно шевельнулся, открыл глаза.

– Эй, – тихонько сказал он.

– Наша взяла, – пропыхтел Далли. – Мы уделали вобов. Наваляли им, погнали с нашей территории.

Джонни даже не попытался улыбнуться.

– Бесполезно… от драк никакого толку…

Далли нервно облизал губы.

– В газетах про тебя до сих пор статьи пишут. Про то, какой ты герой, и всякое такое. – Говорил он чересчур быстро и чересчур спокойно. – Да-да, называют тебя героем, и всех грязеров в герои записали уже. Мы так тобой гордимся, дружище.

У Джонни глаза засияли. Далли им гордился. Джонни только об этом и мечтал.

– Понибой.

Я едва расслышал. Подошел поближе, склонился, чтобы узнать, что он хочет мне сказать.

– Будь всегда золотым, Понибой. Будь всегда золотым…

Подушка под ним как будто немного просела, и Джонни умер.

Про мертвых пишут обычно, что лица у них делаются такие, будто они мирно спят. И вовсе это неправда. У Джонни лицо стало просто мертвое. Как свечу задули. Я хотел было что-то сказать, но и звука из себя не смог выдавить.

Далли сглотнул, протянул руку, убрал Джонни челку со лба.

– Вечно ему эти волосы на глаза падали… вот что бывает, дурилка, когда людям помогаешь, вот что бывает…

Он вдруг резко вскинулся, со всей силы приложился об стену. Лицо у него исказилось от боли, по лицу заструился пот.

– Черт, Джонни… – завыл он, молотя кулаком по стене, пытаясь вколотить в нее свою волю. – Ох, Джонни, черт, не умирай, не умирай, пожалуйста…

Он сорвался с места, выскочил за дверь и помчался по коридору.

По коридору я шел как в тумане. Далли уехал на машине, а я в ступоре потащился домой. Джонни умер. И не умер. Оставшееся в больнице неподвижное тело – это был не Джонни. Джонни куда-то делся – может, спит на поле или играет в пинбол в кегельбане, или сидит на ступеньках той церкви в Виндриксвилле. Вот пойду сейчас домой, пройду мимо поля, а Джонни сидит там себе на бордюре и курит, и, как знать, может, мы с ним вместе полежим там и поглядим на звезды. Он не умер, сказал я себе. Не умер. И в этот раз мне удалось выдать сон за явь. Я убедил себя, что он не умер.

Я, похоже, несколько часов пробродил по городу, иногда даже на дорогу выходил, и тогда мне в спину сигналили и ругались. Как знать, может, я всю ночь так и ходил бы по улицам, если бы какой-то дядька не спросил, не нужно ли меня куда подбросить.

– А? Ой. Ну да, наверное, нужно, – ответил я.

Я сел в машину. Дядька, которому было уже лет двадцать пять, посмотрел на меня.

– Ты сам как, парень? Вид у тебя такой, будто ты с кем-то подрался.

– А я и подрался. На драке был. Я в порядке.

Джонни не умер, говорил я себе, и верил в это.

– Ты уж прости, что говорю тебе об этом, – сухо сказал дядька, – но ты мне всю машину кровью закапал.

Я заморгал.

– Да?

– Из головы.

Я потрогал висок, который уже давно побаливал, потом посмотрел на руку – она была вся в крови.

– Ой, блин, мистер, простите, – растерялся я.

– Не переживай. Эта развалина и не такое видала. Говори адрес. Я побитого ребенка посреди ночи на улице не высажу.

Я сказал ему адрес. Он довез меня до дома, я вылез.

– Спасибо вам большое.

Наша банда – все, что от нее осталось, – собралась в гостиной. Стив лежал на диване, рубашка расстегнута, бок перебинтован. Глаза у него были закрыты, но когда я хлопнул дверью, он их открыл, и я подумал, а вдруг у меня глаза такие же воспаленные и растерянные, как у него. Газу раскроили губу и поставили синяк на щеку. У Дэрри лоб был залеплен пластырем, под глазом – фингал. У Смешинки пол-лица было перебинтовано, я потом узнал, что ему на щеку четыре шва наложили и семь – на руку, потому что он так врезал вобу по роже, что костяшки расшиб. Все переводили дух у нас в гостиной, читали газеты, курили.