Айн Рэнд - Атлант расправил плечи

– Эта книга не может иметь философской ценности, но ее психологическая польза велика.

– Какая польза?

– Понимаете, доктор Стэдлер, люди не хотят думать. И чем глубже пропасть, в которую они попали, тем меньше им хочется думать. Интуитивно они понимают: думать необходимо, это рождает в них чувство вины, поэтому они боготворят каждого, кто оправдывает их нежелание мыслить; они готовы следовать за всяким человеком, способным превратить в добродетель, причем высокоинтеллектуальную добродетель, то, что другие привыкли считать грехом, слабостью и виной.

– И вы предлагаете этому потворствовать?

– Это путь к известности.

– Зачем вы добиваетесь известности?

Глазки доктора Ферриса будто мимоходом скользнули по лицу доктора Стэдлера.

– Как всякий государственный институт, мы живем на общественные средства, – буднично ответил он.

– И поэтому вы говорите людям, что наука – пустое мошенничество, которое следует упразднить?

– С точки зрения логики такой вывод из моей книги можно сделать. Но они его не сделают.

– А как быть с репутацией института, запятнанной в глазах интеллигенции, если таковая еще осталась?

– Зачем нам о ней волноваться?

Доктор Стэдлер счел бы сентенцию приемлемой, будь она вызвана ненавистью, завистью или злобой; но полное отсутствие в голосе Ферриса эмоций, невозмутимость и легкость, подразумевающая смешок, кольнули его, спровоцировав краткое ощущение нереальности, скользнувшее в желудок холодным комком ужаса.

– Вы ознакомились с отзывами на мою книгу, мистер Стэдлер? Ее приняли доброжелательно.

– Да, и мне в это трудно поверить, – ему приходилось отвечать так, словно он участвовал в ученом диспуте, но у него не было времени справиться с эмоциями. – Я не могу понять, почему вы вызвали такой интерес у уважаемых научных журналов, и отчего они позволили себе всерьез обсуждать вашу книгу. Будь рядом Хью Экстон, ни одно академическое издание не стало бы рассматривать ее с позиций философии.

– Его нет рядом.

Доктор Стэдлер чувствовал: есть слова, которые вот-вот сорвутся у него с языка, но ему уже давно хотелось закончить беседу.

– С другой стороны, – напомнил доктор Феррис, – а я уверен, что вы не обратили на это внимания, – на обложке цитируется весьма лестный отзыв, полученный мною от мистера Уэсли Моуча.

– Кто такой, черт возьми, этот мистер Уэсли Моуч?

Феррис улыбнулся:

– Через год, мистер Стэдлер, даже вы не зададите этот вопрос. Скажем так: мистер Моуч – тот человек, который в настоящее время квотирует отпуск нефти.

– Тогда я предлагаю вам вернуться к работе. Договаривайтесь с мистером Моучем, пусть он занимается нефтью, а мне оставьте мир идей.

– Было бы забавно попытаться обозначить границу между ними, – по тону чувствовалось, что Феррис озвучивает прописную истину. – Но, коль скоро мы говорим о моей книге, мы затрагиваем и связи с общественностью, – он повернулся и указал на математические формулы, написанные мелом на доске: – Доктор Стэдлер, прискорбно даже думать о том, что вопросы связей с общественностью могут оторвать вас от работы, которую лишь вы один на всей земле способны выполнять.

Слова были сказаны с явным подобострастием, и доктор Стэдлер не мог бы объяснить, почему он услышал в них другую фразу: «Пиши уж лучше на доске свои формулы!»

Почувствовав болезненное раздражение, он обратил его на себя, сердито подумав, что пора избавляться от галлюцинаций.

– Связи с общественностью? – пренебрежительно сказал он. – Я не вижу никакой практической пользы от вашей книги. Не понимаю, какую задачу она выполняет.

– В самом деле? – Феррис вновь стрельнул в него глазками. Искорка наглости мелькнула так быстро, что, возможно, Стэдлеру просто почудилось.

– В приличном обществе я могу себе позволить обсуждать далеко не все, тем более в подробностях, – сухо произнес Стэдлер.

– Совершенно точно, – с готовностью подтвердил доктор Феррис и поднялся, давая понять, что разговор окончен. – Прошу вас, вызывайте меня в любое время, если возникнут какие-то неудобства, доктор Стэдлер, – заявил он. – Сочту за честь быть к вашим услугам.

Понимая, что должен подтвердить свой авторитет, подпорченный позорным осознанием того, что сам выбрал себе в заместители этого типа, доктор Стэдлер высокомерно, тоном саркастическим и грубоватым указал:

– Когда я вызову вас в следующий раз, потрудитесь сделать что-нибудь со своей машиной.