Княгиня промолчала, и по лицу ее нельзя было понять, чем стал для нее этот смелый комплимент – удовольствием или оскорблением. Сердце молодого Дензила Мюррея пронзила внезапная боль: впервые в жизни он осознал, что между мужчинами, как и между женщинами, случается то, что называют «мелочной ревностью» к возможному сопернику, вместе с мучительным желанием затмить его во всем – нарядом, манерами, поведением. Мрачный взгляд его остановился на высокой мускулистой фигуре Жерваза; его атлетическое телосложение и природную легкость движений Мюррей отметил с раздражением, которого тут же устыдился. Сам он был, несомненно, хорош собой и это знал – как сознавал и то, что выбранный им флорентийский наряд удачно подчеркивает его красоту; однако Жерваз отличался особенным врожденным очарованием, неуловимой изюминкой, помогавшей ему живописно смотреться в любое время и при любых обстоятельствах. Даже когда он гостил у Мюррея в Шотландии и там, сообразно местным обычаям, носил в основном мешковатый твид – люди не упускали случая заметить, что Арман Жерваз, пожалуй, единственный, кто способен артистично выглядеть и в твиде. А нынешнее белоснежное одеяние бедуина шло ему как нельзя лучше; и теперь, когда он не сводил глаз с княгини Зиска, во взгляде его и в очертании губ ощущалась какая-то беспокойная страсть, словно говорившая: он не просто «нарядился» дикарем – в нем в самом деле живет нечто дикое и неукротимое.
В миг, когда Жерваз склонился к руке княгини Зиска и поцеловал ее одновременно с некой дерзостью и благоговением, Дензила обожгла мысль: как же похожи эти двое, сильный мужчина и прекрасная женщина. В их внешности было немало общих черт: прямые, ровные черные брови, взгляд, в котором неукротимость странно смешивалась с нежностью, грациозные очертания сильных и гибких тел, необычайная легкость движений – но кроме этого было и какое-то общее сходство, то, что, оставляя их различными, все же делало неуловимо схожими. Не то, что называют «семейным сходством» – скорее некий общий «типаж», говорящий о принадлежности к одному народу или племени: не знай Мюррей, что его друг Жерваз – француз из Прованса, и не считай, что княгиня Зиска русского происхождения, решил бы, что оба они уроженцы Египта, и из высшей касты, из чистейших аристократических родов. Мысль так поразила его, что Мюррей непременно высказал бы ее вслух, если бы не услышал в тот самый миг, как Жерваз смело предлагает княгине танец за танцем, явно надеясь, что сегодня в ее бальную программку будет вписано одно лишь его имя – дерзость, заставившая Дензила вспомнить о собственных правах.
– Княгиня, первый вальс вы обещали мне, – заметил он, покраснев.
– В самом деле! И вы его получите, – с улыбкой ответила она. – А месье Жервазу достанется второй. Музыка звучит так приглашающе: может, войдем?
– Мы испортим эффект от вашего появления, если будем так толпиться вокруг, – заметил Дензил, с некоторым недовольством взглянув на Жерваза и прочих мужчин, окружающих княгиню.– Кстати, вы так и не сказали нам, кого изображаете сегодня вечером. Должно быть, какую-то царицу былых времен?
– О нет, на самодержавную власть я не притязаю. Сегодня я – живой портрет одной прославленной, хоть и не вполне добропорядочной особы из седой древности, с которой у нас наполовину совпадают имена: это древняя танцовщица по имени Зиска-Чаровница, любимая наложница великого египетского воина, который в забытых ныне исторических папирусах именовался Могучим Араксом.
Она умолкла; молчали и обожатели, завороженные звуками ее голоса. После короткой паузы княгиня устремила взор на Жерваза и продолжала, обращаясь словно к нему одному:
– Верно, я Чаровница. Особа крайне неблагопристойная – по крайней мере, такой счел бы ее любой добрый англичанин. Дело в том, что, видите ли, Аракс на ней так и не женился!
Пояснение, сделанное с самым невинным видом, вызвало у ее обожателей дружный смех.
– Во Франции никто не счел бы ее «неблагопристойной», – легкомысленно заметил Жерваз. – У нас женщина от этого становится только интереснее!
– Так, значит, современная Франция чем-то похожа на Древний Египет? – с улыбкой поинтересовалась княгиня. – А найдутся ли там французы, множеством возлюбленных и измен подобные Араксу?
– Я бы сказал, моя родина населена его точными копиями, – усмехнулся Жерваз. – А что, он был какой-то выдающийся человек?
– О да! Древние легенды называют его величайшим воином своего времени – как вы, месье Жерваз, величайший художник.
Читать дальше