Пьер Прудон - Система экономических противоречий, или Философия нищеты. Том 1

Ваша любовница, красивая, страстная, артистичная, одержима – хочется верить – только вами. То есть ваша душа, ваш разум, ваше сознание перешли в самый очаровательный предмет роскоши, который природа и искусство произвели на вечные мучения очарованных людей. Я отделяю вас от этой божественной половины самого себя: слишком много сегодня желать справедливости и любить женщину. Чтобы мыслить с величием и остротой, нужно, чтобы мужчина разделил свою природу и остался в своей мужской ипостаси. Кроме того, в том положении, в котором я вас оставил, ваша любовница уже не узнала бы вас: вспомните жену Иова.

Какой религии вы придерживаетесь?… Забудьте свою веру и, исполнившись мудрости, станьте атеистом. – Что! скажете вы, атеистом, несмотря на нашу гипотезу! – Нет, как раз ввиду нашей гипотезы. Нужно уже давно вознести свое мышление над божественными вещами, чтобы иметь право предполагать личность за пределами человека, жизнь за пределами этой жизни. Наконец, не бойтесь своего спасения. Бог не гневается на того, кто не воспринимает его разумом, и не заботится о том, кто поклоняется ему лишь на словах; и в вашем состоянии самое безопасное для вас – ничего о нем не думать. Разве вы не видите, что самой совершенной религией было бы отрицание всего? Пусть никакая политическая или религиозная фантазия не удерживает вашу душу в плену; это единственный способ сегодня не быть ни дураком, ни отступником. А! – восклицал я во времена моей восторженной юности, не услышу ли перезвон республиканской всенощной (молитвы) и голоса наших священников, облаченных в белые туники и исполняющих гимн возвращения в дорийском стиле: Измени, о Боже, наше рабство, как ветер пустыни – одним освежающим дуновением!… Но я разочаровал республиканцев, и я больше не знаю ни религии, ни священников.

Бог не гневается на того, кто не воспринимает его разумом, и не заботится о том, кто поклоняется ему лишь на словах; и в вашем состоянии самое безопасное для вас – ничего о нем не думать

Хотелось бы еще, чтобы закрепить ваше суждение, уважаемый читатель, сделать вашу душу нечувствительной к жалости, превосходящей добродетель, равнодушной к счастью. Но требовать подобного от неофита было бы чересчур. Помните лишь и никогда не забывайте, что жалость, счастье и добродетель, а также родина, религия и любовь – это маски…

Я утверждаю РЕАЛЬНОСТЬ экономической науки.

Это суждение, сомневаться в котором сегодня осмеливаются немногие экономисты, является, вероятно, самым смелым из всех, которые когда-либо выдвигал философ; а продолжение настоящих исследований продемонстрирует, я надеюсь, что величайшее усилие человеческого разума когда-нибудь обоснует его.

С другой стороны, я утверждаю абсолютную определенность и одновременно прогрессивный характер экономической науки, которая из всех наук, на мой взгляд, является наиболее понятной, наиболее чистой, лучше всего подтверждаемой фактически: новое суждение, которое делает эту науку логичной или метафизичной in concreto, и радикально меняет основы старой философии. Иными словами, экономическая наука для меня является объективной формой и реализацией метафизики; это метафизика в действии, метафизика, проецируемая на размытый промежуток времени; а тот, кто занимается законами труда и обмена, действительно и особенно метафизичен.

После того, что я сказал в прологе, это не должно удивлять. Работа человека продолжает труд Бога, который, создавая все сущности, лишь реализует вечные законы разума. Поэтому экономическая наука – это неизбежно и одновременно теория идей, естественное богословие и психология. Этого общего мнения было бы достаточно, чтобы объяснить, как, имея дело с экономическими вопросами, я должен был предварительно допустить существование Бога, и в каком качестве я, простой экономист, стремлюсь решить проблему определенности.

Работа человека продолжает труд Бога, который, создавая все сущности, лишь реализует вечные законы разума. Поэтому экономическая наука – это неизбежно и одновременно теория идей, естественное богословие и психология

Но, спешу сказать, я не рассматриваю как науку тот бессвязный набор теорий, который уже около ста лет официально называют политической экономией, и который, невзирая на этимологию названия, является не чем иным, как сводом правил или обычной рутиной собственности. Эти теории предлагают нам лишь зачатки или первый раздел экономической науки; и потому, как и собственность, все они противоречат друг другу и применимы лишь частично. Доказательство этого утверждения, которое в некотором смысле является отрицанием политической экономии, – то, которое передали нам А. Смит, Рикардо, Мальтус, Ж.-Б. Сэй, и которое мы наблюдаем в течение полувека, происходит, в частности, из этих записок.